Избранное - [12]

Его улыбка под густыми черными усами наводила на Бинь ужас.

С глазами, блестящими от обиды и гнева, она обернулась к толстухе.

— И ты не боишься, что бог накажет тебя за твои слова?

Та, рассвирепев, подскочила к Бинь и ткнула пальцем прямо ей в лицо.

— Ах ты, сварливая шлюха! Стану я еще лгать из-за тебя, тварь; торгуешь собой, чтоб набить жратвой рот! Подстилка проклятая.

Облегчив душу, она повернулась к комиссару, сказала, что у нее есть свидетели, знающие всю подноготную Бинь, и попросила разрешения позвать их сюда. Комиссар согласился. Вскоре она вернулась вместе с какой-то женщиной. Ей было уже за тридцать. Водянистые глаза, темная кожа и тощая, сухая фигура делали ее похожей на огромную креветку. Поклонившись комиссару, она отошла в сторону. Чиновник подозвал ее и опросил:

— Ты знаешь, чем она занимается? Откуда она?

— Уважаемый господин начальник, раньше она торговала овощами в Ханое, на базаре Донгсуан! — затараторила Креветка. — А года два назад явилась в Хайфон. Сначала я думала, что она торгует честно, как все. Разве сразу узнаешь, что она из этих — «за одно су». И не упомню, сколько раз я видела ее с мужчинами. Она только делает вид, что живет торговлей, а сама загребает денежки совсем другим делом. Муж моей соседки истратил на нее, наверное, сто пиастров. И потом, говорят, она наградила его дурной болезнью.

У Бинь судорожно сжималось горло. Как ей хотелось подбежать к этой негодяйке и заткнуть ее грязный, лживый рот, но, взглянув в лицо комиссара, внушавшее ей страх, Бинь сдержалась и продолжала стоять молча.

Дождавшись, пока женщина кончила свои показания, комиссар быстро спросил жену человека, обманувшего Бинь:

— Ну, хорошо, какое обвинение ты решила предъявить ей?

Та презрительно покосилась на Бинь и оказала:

— Уважаемый господин начальник, эта тварь — шлюха без стыда и совести, я и связываться с ней не хочу. Я только надеюсь, что господин начальник отправит ее в «веселый» дом. Там у нее будет кусок хлеба, так что с голоду она не помрет. Ей там как раз придется по вкусу. Зато уж она не выйдет оттуда так просто, чтобы путаться с нашими мужьями.

Комиссар благосклонным жестом отпустил обеих женщин и приказал полицейскому-вьетнамцу отвести Бинь в управление, чтобы взять там документы.

Бинь, как во сне, вышла следом за полицейским. Вытирая слезы, она печально смотрела на весело шагавших прохожих, на блестящие автомобили, которые мчались по аллее между деревьями, сверкая в золотистых лучах теплого осеннего солнца. Как раз в это время толстуха и Креветка с победоносным видом усаживались в коляску рикши.

Когда рикша тронулся, они оглянулись и увидели Бинь, которая шла понурясь, еле передвигая ноги. Бинь услышала их довольный смех и голоса:

— Поделом! Так будет со всеми шлюхами, что лазят к нашим мужьям…

V

Вот уже два дня непрерывно моросит дождь, серые тучи заволокли небо, и улица Хали кажется еще безлюдней и еще печальней.

Навесы и скамейки, которые обычно расставляют возле лавчонок, торгующих прохладительными напитками, убраны и сложены в стороне. Их место на тротуаре захватила шумная орава ребятишек, продающих черствые, лежалые булки и лепешки. Рядом расположились рикши, заядлые курильщики опиума — они опоздали взять напрокат коляски и сидят без дела. Тут же толкаются всякие темные личности — «коты» и сводники, которые зазывают клиентов в «дома удовольствия» и заодно присматривают там за девушками. Усевшись в кружок, вся эта публика азартно дуется в «десятку» и «бат»[7].

Попадаются здесь и «гости» — завсегдатаи кабаков, и грузчики с пристани у Шести складов. Их сразу можно узнать: вид у них не такой грязный и обтрепанный, как у обитателей здешних мест.

«Свои», кучками по три-четыре человека, торчат целыми днями в жалких лачугах, которые служат одновременно и жильем, и лавкой. Тут продают все, что угодно: кофе, фо[8], лепешки и копченую рыбу, соленый соус, рис, дрова… Рядом занимаются своим ремеслом портные, лекари, предсказатели судьбы… Все — и стар и мал — в величайшем возбуждении сидят, уткнувшись в карты, вокруг скамеек, лоснящихся от жира…

В отличие от «своих» и «гостей», случайные прохожие, попавшие на улицу Хали, стараются как можно быстрее миновать ее, морщатся и отплевываются. Резкие порывы ветра обдают их тяжелой вонью свалок, гниющего на пустырях мусора, испарениями сточных канав, запахами убогих домов и хибар, тесно обступивших улицу с двух сторон. Здешние жители давно привыкли к этим «ароматам» и даже не замечают их, зато чужие, попав сюда, прибавляют шагу. Да и вообще прохожие страшатся темных дел, которыми славится эта «улица удовольствий»…

Воспользовавшись моментом, когда в заведении матушки Таи Ше Кау не было клиентов, Бинь вошла в свою комнату и прилегла на кровать.

Вот уже два месяца, как она вышла из лечебницы для проституток и матушка Таи Ше Кау взяла ее в свой дом. У матушки было семь девушек. Бинь стала восьмой, поэтому ее звали теперь Восьмая Бинь. Это двойное имя было обязательным для каждой девицы.

Всего два месяца! Но какими долгими казались они Бинь: эти два месяца словно два года. С каждым днем все новые страшные раны терзали ее измученную душу, с каждым днем она худела, сохла, становилась все слабей и болезненней. Скоро она не могла уже принимать гостей.