Избранное - [13]

О горе! Что это были за гости! Люди, у которых водились деньги, развлекались с артистками и танцовщицами, а на долю заведения матушки Таи Ше Кау оставались всякие проходимцы, бродяги да нищие, и день считался особенно удачным, если заглядывал какой-нибудь бой, повар или подручный шофера.

Два-три хао, полученные от таких гостей, доставались, как говорится, в поте лица. Бывало, уже после всего они задерживались, со смаком рассказывали непристойные истории, до синяков щипая девушек за ляжки. Они заставляли прибегать к разным приемам и уловкам, чтобы получить за свои деньги полное удовольствие. Их забавляли страдания и боль этих несчастных созданий. И, только будучи уже не в силах что-нибудь придумать, они отдавали деньги.

Среди девиц матушки Таи Ше Кау гости всегда отличали Восьмую Бинь. Они частенько оставляли ей два-три хао, потому что она была хороша собой, покорна и молчалива под их тяжелыми, как бревна, телами и исполняла все их желания.

Бинь вздрогнула. Помутневшими глазами обвела она тесную комнатушку, отделенную от других таких же каморок перегородкой из тонких растрескавшихся досок, на которой засохшие плевки бетеля краснели, словно сгустки запекшейся крови. Вход в комнату был завешен циновкой, густо перевитой паутиной. Старая лампа светила тускло, и углы комнаты всегда прятались в темноте.

В этих отвратительных каморках, где воздух, спертый и сырой, пропитан тошнотворным запахом, исходящим от низких трухлявых, источенных червями лежанок и грязной постели с засаленным, зловонным пологом, обречены всю жизнь, день за днем чахнуть несчастные «девушки для развлечений». Вещи здесь, как бы они ни истрепались, ни износились, никогда не заменяют, словно они должны олицетворять ту страшную силу, что удерживает девушек в заведении и лишает их возможности вернуться к честной жизни. Вещи эти терзают сердце, омрачают душу, и без того давно уж утратившую покой и свет. Разве может человек, попавший сюда, вновь обрести душевное спокойствие и веру?

Бинь горестно вздохнула и опустила голову на подушку. В темноте лицо ее сливалось с наволочкой, покрытой желтоватыми следами пота.

Дышать этим воздухом, лежать на этой постели и не заболеть было бы просто чудом. Вдобавок ко всему Бинь приходилось обращать день в ночь и ночь в день. Питалась она плохо: каждый день гороховые лепешки и вареные овощи, к которым добавлялись мелкая рыбешка, соленая капуста и баклажаны с подливкой. Откуда же было ей взять силы, чтобы удовлетворить бесконечные желания и прихоти веселящихся гостей!

И так до позавчерашнего дня. После того как она два месяца почти не смыкала глаз, Бинь не могла ни есть, ни пить, ее все время лихорадило, и она страшно исхудала. Видя, что Бинь не в силах уже развлекать клиентов, матушка Таи Ше Кау позволила ей несколько дней отдохнуть.

Но сегодня Бинь опять была занята до трех часов ночи. Явился некий господин — владелец собственного автомобиля, его надо было ублажить, он был завсегдатаем их дома и слыл самым денежным.

Бинь снова и снова переживала свои страдания и печали, пока веки ее не сомкнулись. Но и во сне ужасные видения не оставляли ее.

…Она давно уже кашляет кровью, и у нее нет никаких лекарств. Потом она умирает. Она лежит на своей кровати, в грязной каморке, и голова ее покоится на подушке с желтоватыми пятнами пота. Тусклый свет старой лампы едва мерцает в тяжелом, спертом воздухе. Она — одна, одна, как всегда. Рядом с ней — никого. Матушка Таи Ше Кау даже слышать не хочет о похоронах. Она — одна, совсем одна. Дни бегут… Тело ее разлагается. Запах тления наполняет комнату. И черви уже завладели ее плотью. Наконец соседи, живущие рядом, узнают о ее смерти. Они поспешно нанимают носильщиков. Труп ее заворачивают в старое одеяло и несут на кладбище…

Трухлявый деревянный гроб скрипит, раскачиваясь на бамбуковых перекладинах. И скрип этот звучит вместо погребального плача…

А родители Бинь там, в деревне, как всегда, торгуют на рынке и трясутся над каждым су. Сестренка, брат и ее малыш ни о чем не догадываются. Злосчастный муж ее развлекается с кем-то и даже думать забыл о покинутой, погибшей жене своей…

Она умерла, как умирают нищие и бродяги, застигнутые смертью на дороге или на свалке…

Вдруг в комнату ворвался холодный ветер и разогнал страшные видения. Бинь с трудом открыла глаза, полные слез, но действительность была не менее ужасна, чем сон. Сердце Бинь наполнилось жгучей тревогой и болью. Она горько заплакала. Как ей тяжело! У нее нет больше надежды, никакой надежды.

Бинь вдруг вспомнила об уксусной эссенции, которую купили сегодня утром, чтобы приготовить соусы и приправы к овощам, и задумалась, закрыв лицо руками. Потом, словно решившись на что-то, заплакала и медленно повернулась к сундуку, стоявшему у изголовья. Наконец она наклонилась и стала искать коробочку с опиумом, которую вчерашний владелец автомобиля забыл на столике возле лампы…

В это время циновка, висевшая над входом, приподнялась, и вошла Вторая Лиен. Улыбнувшись, она окликнула Бинь:

— Сестрица Восьмая Бинь, чем это ты занята? Решила с горя покурить? Вот и хорошо. Хочешь, я тебе приготовлю опиум?