Избранное - [70]

— Хотел… Но потом решил привлечь на свою сторону.

— Здесь, по-моему, дело было иначе, — сказал я, — вот прочтите радиограмму, посланную Кимом в штаб. — И я показал им текст, выписанный мною из личного дела: «Белову. Убрать Павлова считаю преждевременным. По непроверенным данным, он наш, карает предателей. Новый, Смирная». А вот ответ Белова: «Действуйте по усмотрению».

— Тогда ясно, — задумчиво произнес Булавин. — Мы-то не знали… А он повел нас в самое логово…

— Братья Науменко живы?

— Василий и Степан живы… Степану Ефимовичу, наверное, под восемьдесят… Здесь, под Киевом, живет…

И рассказчик продолжал:

— После освобождения Киева нам дали отпуск. Мы проводили его в Клинцах. Не ходили — летали по воздуху. На танцах бывали — мальчишки… А кормили нас как!.. Недели три отдохнуть дали, а после опять пошел инструктаж… Потом передали нас Рокоссовскому — и в Белоруссию.

— Ты про Кима-то скажи, как ранило его, — напомнил Булавин.

— Ранило, как мы переходили дорогу. Может, ему надо было ползти, но ведь тоже человек… Командир к тому же. Не хотел склонить голову. Так, слегка нагибаясь, пошел. Раздалась очередь. Он не упал, прыгнул в кусты. Смотрим, на ноге у него чернеет пятно… А адъютант его, Буренко, остался лежать на рельсах. Тому прошило живот.

— У Буренко была кличка Кедр, — уточнил Булавин. — Он умер от ран.

— С большим трудом мы отошли обратно в лес, — заговорил опять Алексеев. — А там Ким объявил: «Вам надо уходить. Меня одного оставьте здесь, запрячете и землянке, замаскируете — и уходите». Спорили мы. Впервые осмелились наперекор ему слово сказать. Но слабы были против него. Мальчишки. К тому же и предлог он выдвинул убедительный: надо, дескать, документы в штаб фронта доставить. «Рокоссовский ждет от нас сведений». Так оно и было, конечно. Но по нынешним понятиям моим, если б теперь такое случилось, не ушел бы, нет. Я, конечно, за себя говорю. Не знаю, Леня, как ты…

Булавин молчал.

— А Клару он не смог заставить уйти. Она твердо сказала: «Я не уйду. Хоть убейте». И мы в душе согласились с ней. Оставить его одного, раненого… это ж выше сил человеческих.

Булавин сделал жест рукой, как бы останавливая товарища.

— Погоди, Виктор! Тут другое. Мы верили, что он останется жив. И если б не собаки, никто б их не нашел. Он и не в таких переделках бывал, а сходило.

Как-то неожиданно рассказчик смолк.

— Что же дальше? — спросил я.

— Сделали как приказал: ушли в указанном им направлении. Часа в три утра — еще темно было — с боем опрокинули заслон и вырвались из кольца. Сутки примерно вблизи кружили, а когда цепи карателей углубились в лес, мы за ними вслед двинулись. Подходим к тому месту, где землянка наша была, и страх берет: неужели, думаем, обнаружили! Видим, белеет что-то… Все разрыто, они рядом лежат. В руках Клары неразорвавшаяся граната с сорванной чекой. Кругом пустые гильзы разбросаны.

— Значит, отстреливались все-таки?

— Безусловно. Тут яснее ясного. Когда собака обнаружила землянку, вышли они из укрытия и приняли бой, а последнюю гранату себе под голову. У Клары-то граната не взорвалась, хотя она чеку и выдернула. А его граната обоих их положила… Лица были не тронуты, но сапоги хромовые сняты, часов нет. Похоронили мы их в одной могиле, дали прощальный салют и двинулись своим путем.

— Значит, это вы делали на могиле первую надпись?

— Мы. Написали так: старший сержант Клара Давидюк и подполковник Шевченко. Знали, конечно, что он Гнедаш, но команды не было раскрывать. Мы солдаты.

— На всю жизнь ими остались, — сказал Булавин.

…Уже после выхода первого издания книги я получил письмо от Булавина.

«Уважаемый Борис Сергеевич!

Много можно было бы еще вспомнить о нашей борьбе в Белоруссии, потому что память не дает покоя. Но времени прошло немало, и мы постарели и поседели, много заняты своими заботами, и все же писать и вспоминать надо, это необходимо. Я считаю, что живые обязаны вспомнить все до малейших эпизодов. Да, уже мы почти все рассказали, но вот про Белоруссию — пару слов.

Когда мы перешли линию фронта в районе села Паричи и села Озаричи, наша группа присоединилась к партизанскому отряду Комарова, при нем и базировалась. Мы же с Виктором Алексеевым с первых дней пребывания в Белоруссии работали помощниками Гнедаша, выполняли его распоряжения и приказы. После того как он наладил разведывательную работу, то отправился в дальний вояж, а оставил группу в составе: Тиссовский (заместитель), Давидюк Клара (радистка), Курков Иван (минер), нас с Алексеевым, Васю Гурова, и еще один был казах, фамилии его не помню, и еще он взял из партизанского соединения Катю, Сашу, Мишу. В таком составе в конце 1943 — начале 1944 года и действовала наша группа, а затем перебазировалась под Пинск и там продолжала свою разведывательную и диверсионную работу. Мы с Алексеевым работали в самом Пинске, и все полученные сведения доставляли Кларе. Пришлось нам научиться ездить верхом, здесь это было единственное средство передвижения. Учил нас Гнедаш, сам-то он был отличный кавалерист. Потом мы с Виктором ночью перебрались через реку Щару и пошли по деревням искать помощников.