Избранное - [71]

В конце марта мы перебазировались под гор. Слоним. Все события под Слонимом вам хорошо известны и описаны в книге. Только блокаду мы прорвали не через железную дорогу, а через шоссейную, или грунтовую, но это, в общем-то, не имеет значения. Хотелось бы дополнить еще, что мы приготовили Киму землянку не в лесу, а на поляне. Мы думали, что немец будет иметь меньше подозрений, — мол, кто же станет прятаться на открытой поляне. Ким уже к этому времени был ранен. Он подошел к вырытой нами землянке, осмотрел ее и сказал:

— Здесь какие-то чужие следы, я в эту яму не лягу.

И вот уже тогда мы нашли другую землянку в лесу, а между прочим, как раз в той первой землянке он остался бы жив, потому что там немцы не делали блокады. Да ведь кто же мог подумать? А чей след он там увидел, мы так и не узнали. Вот уж тут скажешь, что рук не подложишь, кому какая планида написана.

И еще хочу уточнить, что мы от той землянки, где были спрятаны Ким с Кларой, не пошли в другой район, а находились в этом же районе близ сел Большой и Малой Блошни, трижды вели бой и прорвались из окружения. Но в тот день, помню, Вася Гуров после первого боя и выхода из окружения нашей группы разработал план ведения нового боя и молниеносного прорыва, то есть, выбрав удобную точку и допустив до предела цепь немцев и полицаев, мы бросились на них с внезапным огнем и криками «ура!» и опять прорвались к ним в тыл. Такая тактика дала нам возможность сократить время ведения боя, увеличить маневренность группы, а главным нашим преимуществом была внезапность в столкновении с большой группой противника. К концу дня в сумерках мы прорвались к селу Малая Блошня в последний раз. Ночью немного отдохнули, а наутро уже было совсем затишье. Каратели убедились, что они упустили нас, и ушли из этого района, сняли блокаду. В этот день мы пришли к землянке Кима и Клары и обнаружили, что уже вам известно. Состав нашей группы: Гуров, Булавин, Алексеев, партизаны Катя, Саша, Миша.

Извините за спешку. Писал на работе.

С уважением Булавин».

Глава VII К СИНЕМУ МОРЮ

В первые же дни в Киеве я попытался найти сведения о Наде, но тщетно: нигде, ни в каких документах она не значилась.

Я вспомнил, что в середине июня в Киеве должна быть мать Клары. Нашел номер телефона, который она дала мне еще в Москве, и позвонил по нему. Оказалось, что Екатерина Уваровна уже второй день здесь и ждет моего звонка. Долго я рассказывал ей о киевских встречах и впечатлениях. Затем сообщил, что теперь предполагаю ехать в Остер, к Марии Хомяк, а там видно будет.

— Когда едете? — спросила она.

— Завтра или послезавтра… Хотите, поедем вместе? — предложил я. — Булавин и Алексеев берут отпуск и едут.

— Мне бы очень хотелось. Боюсь вот, как бы не быть вам обузой.

— Почему обузой? Место в машине есть… Дорога туда, как мне говорили, отличная.

Мы договорились утром еще созвониться, я повесил трубку и стал приводить в порядок свои записи. Многое все еще продолжало оставаться неясным. Чем кончилась история с парашютисткой Беклемешевой, неожиданно появившейся в центре Кима? Судя по обмену радиограммами между Беловым и Кимом, она оказалась не той, за которую себя выдавала. Затем Павлов. У меня имелась версия его гибели, и в общем-то она звучала правдоподобно: перейдя со своим батальоном на нашу сторону, Павлов бесстрашно сражался. Но занесся, совершил очередную дерзкую выходку, что всегда ему было свойственно, не подчинился командующему и был расстрелян. На фронте и в тылу действовали законы военного времени. Но все-таки мне хотелось подробней узнать об этом. Конечно, теперь из мудрой дали времен все ошибки и перекосы видны отчетливее.

Наутро я позвонил Екатерине Уваровне.

— Не раздумали? — спросила она.

— Ни в коем разе. Едете?

— Еду.

…И вот уже блестит Днепр, а над ним километровым стальным кружевом нависли фермы Дарницкого моста. Теперь уже Булавин снова начинает рассказывать, как все это было. «Волга», вырвавшись на простор, стремительно набирает километры. Постепенно в машине воцарилось молчание. Каждый размышлял о своем. И наконец, после двухчасовой езды, надпись у дороги: «Остер». Небольшой это городок, с деревянными домиками, огибаемый речкой Остер. И вот уже мы подъезжаем к главной площади, центру города с двумя-тремя магазинами. Остановились. Здесь была конспиративная квартира верной связной Кима Марии Хомяк.

— Да вон она идет, — сказал Алексеев.

Шагах в ста я увидел женщину… Она шла из магазина с покупками.

— Сюда! Сюда! — закричали мои спутники, размахивая руками.

Женщина ускорила шаг. Высокого роста… Широкоплечая и румяная. И вот уже она улыбается, бежит, обнимает Алексеева и, смеясь и плача, повторяет:

— Цыган, Цыган!..

— Не Цыган, а Цы́ган… Что, изменился?

— Что же ты хочешь? Годы… Ох ты, Цыган!

— Знаток! Или забыла?

— Ну, мы тебя Цыганом звали… Лохматый всегда ходил…

— А я? — с шутливой обидой кричит Булавин.

— Мордвин! Вот, его так и кликали… Бессовестные!.. Ух вы, бессовестные, забыли, никогда не заедете… Екатерина Уваровна, а вы?..

— Вот, Машенька, снова приехала…

«Они знакомы, — значит, мать бывала уже в этих местах», — подумал я.