Избранное - [43]

Шрифт
Интервал

На сухопутных самолетах можно садиться по-разному, и у летчиков есть свои прозвища для посадок: плохая посадка — значит, сел «козлом», а хорошая — сел «на три точки». У гидропланов посадке «на три точки» соответствует посадка «на редань» и на хвостовую часть лодки. То, что у сухопутников называется посадкой «козлом», у нас называется посадкой «барсом». Так и говорят: «Ну, пошел «барсить»!»

Ученики уже летают одни, а я слежу за ними с земли. Если у него правый вираж не выходит, если он передаст или недодаст «ногу», я спокойно потом спрошу его:

— Почему у тебя машина как будто грустила, нос опускала?

— Кажется, не опускала.

— А по-моему, опускала.

— Разве только чуть-чуть было.

— А почему бы это?

И вот ученик сам уже начинает рассказывать, почему это получилось и как это следует исправить.

Мне хотелось, чтобы ученик сам понял и продумал свои ошибки. Если же я ему автоматически буду делать замечания, то он их скоро забудет.

Я доверяю ученику и одновременно контролирую его.

Машину нужно уважать, любить. Неловкость и робость исчезнут, если только ты хорошо знаешь свою машину, все капризы ее. Тогда ты совершенно спокойно входишь в снег, в туман.

Одно из важных качеств для полярного летчика — это выдержка. Надо уметь выжидать погоду. Но зато если небо чуть прояснилось и, как говорится, погода пошла, то тут уж не зевай…

А главное — летать нужно трезво. Рисковать, если обстановка требует, но с расчетом. Обстановка на Севере такая, что нужно работать трезво. Вот этот курс на выдержку, умение выжидать, терпение и упорство дают очень много. И это ведь так важно было при спасении челюскинцев. Может быть, мы несколько опоздали в сроках, но мы спасали наверняка. Ежели бы мы, независимо от погоды, слепо рвались вперед, то многие из нас, может быть, и не дошли бы.

Летать трезво! В этом я убедился еще до полетов на Севере, во время одной большой аварии. За всю мою летную жизнь я имел одну катастрофу — на перелете из Новосибирска в Свердловск. Летели пять часов. Все время встречный ветер. Попали в полосу лесных пожаров. Мы потеряли ориентир. Я стал искать трассу железной дороги. От моста я нашел было железную дорогу и пошел по ней. Однако минут через десять дорога скрылась — мы попали в дым. Пролетели с полчаса — ничего не видим. Я говорю бортмеханику:

— Я по компасу смотрел, наверно, нос сносит влево. Поглядывай, ищи трассу.

Бортмеханик мой был странноватый парень. Перед этим он как-то раз попал в шестичасовую грозу, и, наверно, много пришлось ему за это время пережить. С тех пор психовал. Когда он увидел, что трасса потеряна, то испуганно заерзал. Стал вглядываться. Толкает меня:

— Огоньки!

Но эти огоньки, наверно, были от горящего леса. Он требует, чтобы я летел на огоньки. Вот тут я совершил ошибку: послушался его и начал разворачиваться. Я не знал, что эта машина на правом вираже заваливалась. Посмотрел я на альтиметр — сто метров высоты. Даю полный газ, и вот последнее, что я еще помню, — это белая рука бортмеханика на секторах газа.

Я так и не знаю, то ли он закрыл глаза, то ли придерживал сектор, чтобы тот не соскакивал обратно…

Белая рука на секторах — вот и все! Ничего больше не помнил, что с нами случилось. Свалились мы на полянке. У меня были смяты ребро и плечо. Темно, никаких признаков жизни. Я просидел у машины до утра.

Это была моя первая катастрофа. До и после нее не было ни одной аварии. Я понял тогда: вот мне урок. Летать надо трезво и в воздухе никого не слушаться. Если не надеешься на машину и не доверяешь небу — не лети.

В ответственный момент решай сам, как поступить.

Люблю Север!

Говорят, что после катастрофы люди начинают теряться и летают уже плохо. Но на моих нервах катастрофа не отразилась. Правда, я стал седеть, но нервы не сдали.

Зимой я перешел на северную линию Нарым — Колпашево. Летал за пушниной.

Север по моей натуре! В просторах его, в неожиданно возникающих трудностях, в постоянной тишине, в тяжелых условиях полета, в том, что заставляешь себя терпеливо выжидать погоду, в споре с природой есть много привлекательного для летчика. Север — это настоящая, суровая школа. Экзамены там частые, при каждом полете.

Мне пришлось летать по притокам Енисея — Курейке и Нижней Тунгуске. Страна наша осваивала тунгусский уголь. Помню, оторвались мы от залива Игарки, развернулись над островом, как вдруг выключился один мотор. Самолет клонит набок, все ниже и ниже. К счастью, удалось спланировать гидроплан на воду.

— Быть может, отменим полет? — говорят мне.

Но я чувствую, что мотор не сдаст, и полетел. Вскоре мы уже были над горными хребтами. Мотор не подвел меня и на Курейке, в узком ущелье. Машина села и крыльями почти уперлась в берега реки. Нужно было осторожно оторваться от воды, а площадка для взлета мала. Но и тут машина плавно и хорошо поднялась.

На Енисее, на Лене, на Карском море — вот где проходила моя летная жизнь. Однажды я сделал однодневный зимний перелет по воздушной трассе Красноярск — Игарка. Эти тысяча восемьсот километров были для меня нелегкими.

Летать иногда приходилось круглые сутки. Искали оленей в тундре. Полетел со мной как-то спец, знающий, где стада оленей. Может быть, спец мой на земле хорошо знает, где олени, а с воздуха он ориентируется плохо. Водил он, водил меня, я разозлился, плюнул на оленевода и решил искать сам. Стал ходить галсами. Смотрю сверху на зеленое «хозяйство». Выручали меня собаки. Олени сверху сливаются со мхом — такого же цвета, очень трудно их сверху определить, а собаки, черные и белые, движутся быстро, их сразу отличишь.


Еще от автора Борис Абрамович Галин
В одном населенном пункте

О тружениках, возрождающих послевоенный Донбасс, и о важной роли пропагандиста в организации их успехов.


Рекомендуем почитать
Лавровый венок

`Вся моя проза – автобиографическая`, – писала Цветаева. И еще: `Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком`. Написанное М.Цветаевой в прозе отмечено печатью лирического переживания большого поэта.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Шакьямуни (Будда)

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Рембрандт ван Рейн. Его жизнь и художественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Старовойтова Галина Васильевна. Советник Президента Б.Н. Ельцина

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.