Избранное - [94]

Шрифт
Интервал

Госпожа Гиолица стукнула стаканом по столу и снова взяла слово:

— Господа, я вам сказала, что огонь — даже здесь, в волости! Огонь над нашими головами, если можно так выразиться!

Председатель временной вздрогнул и посмотрел вверх, но, не видя никакого огня, пробормотал несколько раз: «Нн-н-ннда, н-н-нда» — и поднес ко рту стакан с вином.

— Господа, и чтоб доказать вам, что огонь — вот здесь, перед нами (перед ними стояли четыре большие бутылки с красным вином), мне сто́ит только спросить вас: где находятся наши помещики? Они в объятиях гидры! Они запутались в темных делах! Где находятся наши адвокаты? Где? Отвечайте мне!

— В объятиях гидры!

— Где находятся мелкие землевладельцы?

— В объятиях гидры!

— Где находятся жены помещиков?

— В объятиях гидры!

— Где находятся жены адвокатов?

— В объятиях гидры!

— А вы знаете, кто ворочает всеми темными делишками здесь, в Некуле?

— Кто? Кто?! — закричали все, вскакивая.

— Бывший судья, бывший подлец, бывший бандит, адвокат Панаитеску!

— И он подожжет село? — пробормотал председатель временной.

— Он? он? он? — завопил телеграфист Прикор и опрокинул бутылку с вином, но тотчас же так быстро подхватил ее, что ни одна капля не вылилась. — Это он бросил крупных и мелких землевладельцев, адвокатов и их жен в объятия гидры? Он? Ну хорошо, господа, решайте, что с ним делать, и я сделаю!

— Ион, принеси еще четыре больших бутылки с красным вином, — приказал субпрефект, показывая четыре пальца.

— Этого человека надо стереть с лица земли! — закричала госпожа Гиолица, рассекая воздух рукой, словно саблей.

— Стереть с лица земли или переубедить, — предложил телеграфист Прикор, взмахивая рукой так, будто дергал кого-то за волосы. — Но переубедить… как следует… по-настоящему… неукоснительно… как можно лучше, в полном смысле этого слова!

— Надо переубедить подлеца, — добавил лекарь, который все пил не переставая. — Как следует переубедить, ведь он сделался средоточием оппозиционных микробов.

— Переубедить этого подлеца из подлецов, — поддержал субпрефект, выпивая седьмой стакан вина.

— Переубедим его завтра же вечером! — завопил телеграфист. — Он приглашен на именины к Илие-греку, и мы все приглашены туда, пойдем, пойдем все как один и такую ему покажем политику… и так переубедим его, что он с копыт долой — трах, шлеп, хлоп, трах!

Так кричал телеграфист Прикор, и только ярость госпожи Гиолицы могла бы превзойти его неистовство. Почесывая правую ладонь, он надрывался:

— Ах-аах-ах! Почему здесь нет бывшего подлеца, бывшего бандита, я бы переубедил его одним ударом!

— Очень хорошо, мы его переубедим, — вмешался бывший арендатор базара в Некуле, — переубедим; но если речь идет о большой политике, что будет со мной? Со мной, с базаром, арендованным за мой счет господином председателем временной? Я же потеряю все!.. И почему я должен терять, когда я ваш и целиком с потрохами отдаюсь господину Ницэ и господину правительству? Я хочу знать, где есть деспотическая гидра и где ее нет! Моя карьера юного молодого человека погублена бывшим примарем. Вот он здесь среди нас — весьма любимый и почитаемый господин председатель, который в Слатине выслуживается перед лидером противников, бывшим генеральным директором табачных дел. Я так понимаю политику: дважды два — четыре? Верно! Уплатил — получай! Господин Ницэ — помощник префекта? Верно! Лекарь — волостной лекарь? Верно! У Прикора — почта? Почта! Чиупей в фаворе? В фаворе! Господин Андрин — адвокат, а его сын помощник судьи? Верно! А я?.. Даже рынок у меня отобрали! Как я выкручусь? Ну, право, как же я выкручусь?

И, закончив свою речь, бывший арендатор базара, едва сдерживая гнев, схватил шляпу.

Старик Андрин съежился и вытер пот с желтого морщинистого лба.

Председатель временной пробормотал «н-н-нда, н-н-нда», разглядывая ногти.

Госпожа Гиолица несколько раз порывалась что-то сказать, но промолчала, стиснув зубы.

Лекарь, залпом выпив стакан вина, заявил: «Микробы оппозиции витают в воздухе миллиардами миллионов, витают даже и здесь, в доме господина субпрефекта».

Адвокат Чиупей разгладил бакенбарды; между пальцами у него остался черный длинный волос, и он дунул на него, глядя, как тот уплывает по воздуху.

Субпрефект, откашлявшись несколько раз, взял слово:

— Эх, молодость, молодость! Сразу видно, что ты неопытен. Разве мы сказали, что лишим тебя рынка? Он твоим и будет!.. Твоим, понимаешь? А господин председатель временной будет избран старостой. Он уступит (субпрефект указал на председателя), и мы уступим (он указал на себя).

— Ну, тогда другое дело! — восторженно согласился бывший арендатор базара.

— Вот это верно, н-н-нда, — пробормотал временный, — он уступит (председатель ткнул указательным пальцем в префекта), и мы уступим (и он ткнул себе пальцем прямо в грудь). Н-н-нда… и мы уступим!

Мир восстановлен. Энтузиазм вновь возрастает.

— И поэтому… ввиду того, что опасность велика, — снова начал субпрефект, опьяненный вином и успехом своей дипломатии, — ввиду того, что опасность велика… и мы все ее сознаем… мы должны объединиться и завтра же вечером переубедить бывшего подлеца!

— Он заслуживает этого, — вставил адвокат Чиупей, глядя в глаза госпоже Гиолице, — ибо он затевает и нечто более худшее, чем темные политические дела. Если бы вы только знали, госпожа Гиолица, и вы, господин Ницэ! Если бы вы только знали, вы бы его окончательно стерли с лица земли!


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.