Избранное - [92]

Начинает какой-нибудь адвокат, надеющийся стать судьей:

— Ну, теперь-то и мы вздохнем, господин субпрефект, да…

— Да-да, и мы вздохнем, — подхватывают другие.

Адвокат продолжает, весело поглядывая вокруг:

— Мы боролись долго, очень долго и наконец-то раздавили деспотическую гидру политиканов, втоптали ее головой в пыль и грязь…

— Да, да, деспотическая в пыли, деспотическая в грязи, совершенно верно!

— Не было справедливости на земле…

— Нет, нет, не было, разумеется не было!

— Все человечество стонало под гнетом деспотизма.

— Разумеется, стонало, что и говорить!.. Да и как стонало!

— Дитя еще в утробе матери корчилось под бичом тирана…

— Да, да, корчилось так же, как и все мы корчились.

— Теперь пришел наш черед, и мы, объединившись, воедино раздавим голову гидры…

— Давайте мы с ней разделаемся!

— Теперь справедливость снова воцарится в Некуле и приласкает всех неутешных, голодных, обездоленных, всех нас, взывавших к небесам…

— К небесам? Да что там!.. Выше небес!

— Теперь в наших хижинах для нас, наших детей и жен восторжествует великая справедливость, величайшая справедливость. Счастье пришло вместе с новым правительством к жителям Некуле, угнетенным и облаченным, если можно так выразиться, в траурный креп страдания!

— Браво! Браво! Как здорово у него это получилось!.. Браво, ура!

— Да здравствует правительство! Да здравствует господин префект и почтеннейший наш Ницэ, господин субпрефект!

И все бросаются обнимать и целовать оратора. Он просит извинить его, так как «не подготовился к выступлению ничуть, ни чуточку, ну ни капельки», — тут оратор показывает на кончик ногтя, желая подчеркнуть, как мало он был подготовлен. Почти все представители существующих в Некуле партий, слушая его, думают:

«Вот дьявол! А что было бы, если б он подготовился?»

После одной из таких речей было решено вечером собраться всем у субпрефекта. «Посмотрим, что надобно делать, ведь приближаются выборы, нельзя терять ни минуты, речь идет о том, чтобы раздавить голову деспотической (гидры)».

В самом начале села, по левую сторону уездного шоссе, возвышается дом нового субпрефекта, господина Ницэ Кандела, владельца поместья в Некуле.

Дом у него новый, просторный, с застекленной верандой, крытый железом. Это одно из пяти-шести чудес Некуле. Остальные жилища — большей частью лачуги, крытые дерном и почти сравнявшиеся с землей, так что если бы не трубы, воткнутые в их осевшие крыши, трудно было бы угадать, где ютятся три с лишним тысячи жителей.

Смеркается.

Возле дома господина Ницэ Кандела расхаживают два сторожа — один с ружьем, другой с длинной, толстой дубиной, — и то и дело протяжно выкрикивают: «Кто идет! Кто идет!»

Дом субпрефекта освещен. Это настоящая иллюминация: на шести окнах — шесть подсвечников со стеариновыми свечами. В гостиной на потолке большая бронзовая лампа, под лампой — два стола, сдвинутых вместе и покрытых серой скатертью, вышитой красными, желтыми и синими нитками — это национальные цвета. Скатерть вышита самой госпожой Гиолицей еще в то время, когда она была воспитанницей с похвальными грамотами в пансионе монахинь в Галацах.

Вокруг столов — приверженцы субпрефекта, представители всех партий, мелкие чиновники всех мастей, сплоченные вокруг нового субпрефекта.

Господин Ницэ, субпрефект, отхлебывает кофе и лениво покуривает сигарету, вставленную в почерневший янтарный мундштук. Пепел он старательно стряхивает на блюдце.

У господина Ницэ продолговатое лицо, седые волосы и густые усы, словно приклеенные к губе. Он высокий, худощавый, вид у него болезненный. Приехал он совсем недавно, в самый разгар предвыборной страды, чтобы поддержать «партию в волости Думбрэвь, которая, по правде сказать, еще не избрала себе лидера».

Напротив него — госпожа Гиолица. Она пухленькая, приземистая, с черными завитками волос на лбу, краснощекая, экспансивная, глаза у нее большие и быстрые, рот широкий; нервическая, чуть отвислая нижняя губа госпожи Гиолицы подергивается, когда она начинает или заканчивает свою речь.

Она в шелковом платье лимонного цвета.

Пришел и ее черед, на сей раз она повелительница свергнутой деспотической гидры. Довольно с нее тех унижений, которые «она, женщина из хорошего рода, терпела под гнетом развратников».

Госпожа Гиолица стучит кулаком по столу. Она требует, и господин Ницэ должен повиноваться.

Она молода и полна сил, а господин Ницэ стар и хил, он не смеет возражать.

Все остальные, расположившись вокруг господина Ницэ и госпожи Гиолицы, пьют кофе и курят. Адвокат Чиупей, тот, что произносил речь, поглаживает черные длинные бакенбарды; он не спускает глаз с госпожи Гиолицы. Адвокат Андрин — невысокий старик с невероятно длинными белыми усами и генеральской бородкой клинышком; он плешив, макушка у него желтая, сморщенная, щеки отвислые и словно отливают серебром, потому что он уже несколько дней не брился. Андрин — крестьянский адвокат, с той поры как его сын сделался помощником «судьи» в этом же самом местечке Некуле. Его политические взгляды «подозрительны», немного «запутаны», потому что он был старостой во время режима деспотической гидры. Рядом с Андрином — председатель временной комиссии. Это старик в круглых очках, завязанных на затылке двумя шнурками; лицо его и особенно усы, неумело подстриженные ножницами, наводят на мысль, что он простой мужик, а не помещик и уж во всяком случае не председатель