Избранное - [95]

— Что? — закричала Гиолица, вспыхнув; она кое-что знала. — Что, господин Чиупей? Говорите, господин Чиупей, говорите немедленно, иначе я умру тут же на глазах у всех!

— Говори, Чиупей, я тебе приказываю! — повелительно крикнул господин Ницэ, опрокидывая стакан и заливая стол вином. — Я тебе приказываю, Чиупей, и когда опасность велика и я приказываю, тебе надо подчиниться; даже если бы я тебе приказал молчать, ты все равно должен был бы говорить! Я таков: если приказываю, то уж приказываю!

Субпрефект умолк, ударив кулаком по столу и опрокинув стакан вина.

Все застыли, устремив глаза на Чиупея.

— Он плетет небылицы о любви, — сказал Чиупей, потупившись. — Не знаю, что… не знаю, какого характера… любовь… отказ… ревность… он… госпожа Гиолица…

— Что?! — закричала госпожа Гиолица. — Да как он посмел равняться со мной?

И, кусая пальцы от злости, она заплакала и бросилась на шею субпрефекту.

— Послушай, Ницэ… послушай, Ницэ… если ты в силах… отомсти за меня, Ницэ! Отомсти!

Госпоже Гиолице сделалось дурно.

Субпрефект и адвокат Чиупей унесли ее.

Судорожно дрыгая руками и ногами, Гиолица вопила истошным голосом: «Отмщение! Отмщение!» — хотя, как и все другие, она была убеждена, что потеряла сознание.

Субпрефект и адвокат Чиупей уложили ее на постель в спальне.

У Гиолицы все время судорожно дергались то ноги, то руки.

— Надо распустить ей корсет, — предложил адвокат Чиупей господину субпрефекту.

— Я ничего не смыслю в этом, — ответил тот в замешательстве, несколько раз откашлявшись, — но ввиду того, что опасность велика… и мы все это сознаем… если ты смыслишь в этом деле, дорогой Чиупей… сделай мне одолжение… ввиду того, что опасность велика…

Адвокат Чиупей наклонился над молодой и упругой грудью госпожи Гиолицы.

Субпрефект, убежденный, что он, как человек хорошо воспитанный, не должен оставлять собравшихся, и зная также, что Гиолица падает в обморок довольно часто, оставил ее на попечении Чиупея и перешел в гостиную.

Увидев его, все поклялись отомстить за госпожу Гиолицу.

Адвокат Чиупей тоже вернулся и весело сообщил:

— Не беспокойтесь, ей уже лучше, она открыла глаза и приказала нам отомстить за нее!

— Отомстить… н-н-нда, отомстить! — поддержал временный, вспомнив, что однажды видел, как госпожа Гиолица прогуливалась при луне с «бывшим подлецом» и пела: «Только одни глаза любила я в жизни своей!»

— Отомстить! — пробормотал адвокат Андрин, вспомнив, что как-то раз, проходя по прибрежной роще на берегу Олта, он услышал возглас: «Ах!» и поцелуй и, притаившись на опушке, увидел собственными глазами сначала «бывшего подлеца», а потом и госпожу Гиолицу.

— Отомстить! — сказал лекарь, вспомнив, что несколько месяцев тому назад, когда господина Ницэ не было дома, он, придя к госпоже Гиолице, принялся за кофе; сидя на веранде, он по своей системе «лечился» ромом — «от микробов»; а «бывший подлец» прогуливался с госпожой Гиолицей; лекарь же, приналегши на ром «от микробов», заснул, уронив голову на стол; очнувшись, он уже не увидел ни «бывшего подлеца», ни госпожи Гиолицы.

— Отомстить! — пробормотали еще двое перепившихся господ с красными глазами и усами, мокрыми от вина.

— Благодарю вас. Я вижу, что вы любите мою жену, этого ангела, которого вы все знаете. А теперь поклянемся и, ввиду того, что опасность велика, выпьем.

Уже восемь раз приносили по четыре бутылки красного вина. А затем еще и еще…

Они пили за правительство, за префекта, за субпрефекта и за госпожу Гиолицу.

— Мое мне-нение, — пробормотал временный, — н-н-нда, что за любимую нашу госпожу Ги-ол-ицу мы должны выпить три раза.

После того как они выпили еще по три стакана, субпрефект, едва ворочая языком, приказал адвокату Чиупею:

— Приказываю тебе, Чиупей, как друг и как б… б… брат… прика-азываю… пойди… узнай… которую все мы знаем… что?.. ввиду того, что о… о… опасность велика… лучше ли Гиолице… которую мы все… я тебе при… ка… казываю, как друг и как брат. А когда я… я, Ницэ Кандел, приказываю… ты должен по… по… повиноваться… должен… по… по-пойти, даже… даже если бы я тебе сказал не… не ходи, ты все равно должен пойти… если я приказываю, то уж приказываю!

Ноги у субпрефекта подкосились, и он повалился на стул.

Адвокат Чиупей залпом выпил стакан вина, разгладил бакенбарды и, улыбаясь, ответил:

— Если вы приказываете, господин Ницэ, даже когда приказываете не делать, я все равно делаю. Если вы приказываете, то уж приказываете!

— Когда кто-нибудь по… повинуется… — пролепетал, заикаясь, субпрефект, тщетно пытаясь встать со стула, — когда… кто умеет повиноваться, как ты, тот пойдет, далеко пойдет…

Адвокат Чиупей ушел, тихонько прикрыв за собой дверь гостиной.

Ни один из присутствующих уже не мог подняться со стула.

Слуга, после того как господин субпрефект крикнул ему, указав на бутылки: «Приказываю!», едва успевал наполнять стаканы вином.

Все говорили одновременно.

Лекарь защищал свою теорию, восхваляя вино как лучшее «противоядие против микробов, которые витают в воздухе э-э-э-э… вот так… миллиардами миллионов даже в доме господина субпрефекта…»

Старик Андрин твердил все время: «Да здравствует правительство! Правительство, которое не назовешь ни так, ни этак, а вот как… я слышал… нет… не потому, что постыдно сказать, просто, черт побери, на языке слово вертится, а не поймаю».