Избранное - [89]

Ирина вздохнула. Стыдно ей было, а то бы расплакалась! Слова матери заставили ее призадуматься.

— Мама, завтра воскресенье и наш черед: мы пойдем обедать к матушке Гире?

— Отбери-ка лучше фасоль для похлебки да растопи утром печь: лепешки сделаем, испечем перец да баклажаны… Будем обедать дома, — ответила Иана, входя в дом.

Ирина не шелохнулась. Ее прямо в жар бросило: чесался правый глаз, уши горели, в горле пересохло от волнения. Не в силах больше сдерживаться, она так горько заплакала, будто мать похоронила; она даже не знала, кто ей дороже — Иана или Гира, так горячо любила обеих.

В это воскресенье они не обедали вместе. И обе пожалели об этом. Гира думала:

«Ну ладно… может, я и была виновата… но почему они ко мне не пришли? И слова ей не скажи, сразу из себя выходит!.. Вот тебе и добрая соседка!»

У Ианы кусок застревал в горле.

«Ну хорошо… может, зря я погорячилась… но кто начал? Вот пришла бы ко мне и сказала просто: «Полно, кумушка, пожалуй-ка к нам на обед…» Ну что тут особенного?»

И так проходили дни за днями. Дошло до того, что соседки стали даже бояться друг друга. Вначале они здоровались, смотрели друг другу в лицо, потом при встрече стали опускать глаза и, наконец, вместо обычного приветствия лишь нехотя кивали головой.

А когда наступила зима, они жаловались детям, которые слушали их печально и молчаливо:

— Иана-то… вихрем мимо меня мчится! Ну и ну!

— Слышь ты! Гира-то точно в монахини постриглась, даже и не смотрит на меня, глаза отводит… боится, сглажу ее, что ли?

— Да что уж говорить, Иана лучше по грязи пойдет, чем встретится со мной на тропинке!

— Вишь ты, Гира-то как разбушевалась… будто только ей одной и можно по тропинкам ходить… как увидит, что я хочу пройти, так идет по тропинке — еле ногами передвигает, — это чтоб я подольше постояла да подождала…

— А знаешь, Рэдукану, Иана увидела, что я за ворот-то берусь, да как бросит ведро в колодец — чуть руку мне не оторвала! Подумать только!

— Вот, Ирина, милая, ясно же как божий день… были мы в церкви, я возьми да протяни свечу — у Гиры-то свеча горела, вот я и хотела свою-то зажечь, — а она притворилась, будто свеча у нее из рук падает, та и погасла! Все женщины сразу догадались…

Правда, иногда Рэдукану все же приходил к матушке Иане, но уж не засиживался так долго, как раньше. Наведывалась и Ирина к Гире: «Как поживаете?» Да с тем и уходила.

Так прошла почти вся зима. Раньше старухи всегда поглядывали, топится ли у соседки печь. Теперь этого и в помине не было! Если одна слышала, как другая рубит дрова, то непременно ждала, чтоб та кончила; боялась, как бы она ее через забор не увидела! Но вот в последний день мясоеда, перед великим пасхальным постом, уж грех не соблюсти старинные дедовские обычаи: есть вместе пирог с творогом, подвесить к потолку на веревочке кусок нуги и откусывать парню и девушке по очереди — только чур, руками не дотрагиваться! Хоть бы обменяться нугой или двумя свечами! Грех, что и говорить!

Снегу навалило по колено. Из труб домов рвались густые клубы дыма. К вечеру туман постепенно окутывал слободку. Сады и крыши домов чуть виднелись в синей дымке. В окнах мерцали желтоватые огоньки.

— Ирина, снеси-ка поскорей Гире свечи и нугу, — сказала матушка Иана, — а я пока присмотрю за лепешками.

И когда Ирина ушла, матушка Иана, которой не терпелось доказать, что она куда учтивее Гиры, сердито проворчала:

— И чего они нос-то задирают?.. Могли бы и сами к нам прийти — небось ноги бы не отвалились!

А Гира, увидев Ирину со свечами и нугой, так и вспыхнула вся и, нахмурившись, подумала: «Позор-то какой! Значит, Иана первая меня поздравила. Что ж, видно, надобно терпеть!»

— Свечи-то какие — ну чисто столбы! Почитай, на весь год хватит!

А свечи были небольшие. Бедная Ирина поцеловала руку у матушки Гиры, опустив глаза, поздоровалась с Рэдукану, постояла-постояла, да и ушла. Огорчилась она — какие люди-то, и не поймешь их!

Пришел и Рэдукану к матушке Иане. Иана косо взглянула на него, помрачнела и сказала, качая головой:

— Гмм! Ну и нуга! Пальчики оближешь! И где вы столько орехов-то отыскали?!

А на самом деле нуга была раскрошенная, темная, а орехов и не видать было! Рэдукану покраснел, комкая в руках шапку, сбивчиво пробормотал какое-то приветствие; потом пристально посмотрел на Ирину, которая едва сдерживала слезы. Уже стоя на пороге, он проворчал, глубоко огорченный тем, что матери их повздорили из-за пустяка:

— Да, видать, так оно и есть… обе рехнулись!

И, даже сами того не желая, старухи стали врагами. Не иначе, как нечистый попутал: все время ворчали друг на друга. Однажды утром Иане показалось, будто бы Гира вылила к ней в огород помои. Разъяренная, она вихрем влетела в дом и бросилась к дочери:

— Подумай только, Ирина! Прямо светопреставление какое-то! Она выплеснула помои ко мне во двор! Не нашла другого места, что ли? Я грязь за ними убирать не собираюсь!

А на другой день и она вылила помои в огород матушки Гиры. Соседи начали шептаться: «Старухи-то совсем одурели, сторонятся друг друга, бранятся, просто стыд потеряли! Чай, не маленькие — жизнь прожили!»