Избранное - [86]

Я был уверен, что ее глаза могли мгновенно взвесить колбасу и сосчитать фисташки и миндалинки!

Какие прекрасные мечты разрушила во мне господская школа! Вместо воображаемых дворцов, какие рисовались мне во время прогулок с Гривеем и с кошкой за пазухой, я нашел какие-то маленькие грязные постройки с облупившейся штукатуркой. Вместо преподавателя, знающего и ласкового, я попал в лапы почти выжившего из ума жестокого старика.

Я ненавидел его безграничной ненавистью неповинной жертвы.

Если бы он сгорел, я плясал бы от радости!

Дома я не рассказывал ничего. Сострадание матери и отца убило бы во мне последнюю каплю гордости. Они не разрешили ни одному из моих братьев взяться за торговлю, так как, прежде чем стать хозяином, надо было побыть «слугой»; ох, если бы они только знали, что раз в неделю я бываю слугой!

Я не жаловался, но каждый вечер, когда мама заставляла меня читать молитву, я заканчивал ее словами: «Боже, сжалься надо мной и возьми к себе господина Вучу: он не учит нас ничему, только бьет и посылает с корзинкой на рынок!»

И ее, госпожу, я терпеть не мог; но однажды, в последний день экзаменов, она мне доставила такую радость, что я был отмщен за целый год страданий.

Я и один мой приятель были в тот день дежурными.

С утра мы отправились на дом к господину Вуче.

Он встретил нас в халате и очень обрадовался:

— Хорошо, басурмане, очень хорошо, «превосходно» — в высшей степени, у нас сегодня много работы!

В сарае он нам указал на груду сбруи, позеленевшей от плесени; медные части ее заржавели.

— Вот, басурмане, почистите, вымойте и смажьте сбрую, до вечера вам хватит времени.

— Но вы еще у нас не приняли экзамена, господин учитель, а сегодня последний день…

— Ладно, басурмане… не страшно… Я знаю, вы славные мальчики…

У господина Вучи был кабриолет и две пары шлей. Когда наступали каникулы, он покупал лошадь, а как только в школе начинались занятия, продавал ее.

Вдвоем мы с трудом вытащили сбрую. Мне было девять лет, но приятелю моему, к счастью, исполнилось уже четырнадцать.

Двор был большой, поросший густой травой, усеянной золотыми одуванчиками.

Под старым ореховым деревом — колодец.

Около этого колодца мы начали тереть щебнем сбрую.

Господин Вуча вышел на террасу, собираясь идти в школу, как вдруг раздался язвительный голос госпожи:

— Послушай, куда ты отправляешься?

— В школу, Бибилой.

— А Припэшел? Прошла неделя, а ты все еще не нашел его.

— Ах, Бибилой, это такой повеса, негодный басурман!.. Мы его найдем… Я послал на поиски пятнадцать учеников…

— Да иди же сюда, наконец!

Господин Вуча дрожа вошел в дом. Перебранка началась из-за покупок на лето, потому что на следующий день после экзаменов они должны были ехать в деревню.

— Не хватит!

— Нет, хватит!

— Икры не хватит!

— Нет, хватит!

— Каштанов не хватит!

— Нет, хватит!

— Колбасы ты взял мало!

— Нет, достаточно…

Затем голос госпожи стал еще резче, перешел в визг.

— Хватит? Да?!.. Достаточно?.. Да?!. А я говорю не хватит и недостаточно!

Тут послышалось: «Ж-ж-ж, трах, шлеп, хлоп». А господин Вуча только жалобно причитал:

— Что ты делаешь, Бибилой! Перестань, Бибилой! Не бей, Бибилой! Я куплю, Бибилой!

Он спустился по лестнице красный как рак.

Вот так чудо! Какая радость для меня! Я считал, что только он дает другим «пять подряд и без обеда». Но вот полновесные «пять» получил и сам господин Вуча!

Я смеялся до упаду. Мой приятель все время повторял:

— Что ты делаешь, Бибилой?.. Перестань, Бибилой!.. Не бей, Бибилой… Я куплю, Бибилой!..

Наконец, я успокоился. Вытер слезы и спросил приятеля:

— Да как же это может быть?.. Чтоб госпожа била господина Вучу?..

Он мне ответил с хитрым видом:

— Она его лупит. Я знаю еще четыре случая, кроме сегодняшнего. Да еще как лупит! Она меньше его, а он очень большой. Она молодая, а он старый…

Я ничего не понял. Мы были меньше его, мы были моложе, а все же он бил нас…

И, натирая ремни сбруи, я сказал:

— Боже, продли дни госпожи, все же до самой смерти только она одна будет меньше его.

Вечером, мы закончили чистку и смазку сбруи и были переведены в третий класс.

Когда я поступил в господскую школу, мне было восемь лет, я знал четыре арифметических действия и дроби. Теперь мне было девять лет, я перешел в третий класс, и я уже не знал ничего, кроме сложения и вычитания.

Но мне все равно — школа-то господская…

И я весело побежал домой.

Гривей, как всегда, выскочил мне навстречу; виляя хвостом, он лизал мне руки.

— Послушай-ка, Гривей, упаси тебя бог от господской школы!

На следующий день я чувствовал себя свободным. Я простил господина Вучу.

Перевод М. П. Богословской.

ВДОВЫ

Нечего людям делать, вот они и ссорятся; заведут разговор, один скажет что-нибудь не так — и готово!

А глупость-то тут как тут — подстерегает человека, как волк заблудшую овечку! А уж коли затаит человек в сердце злобу, тут уж держись: ничем его не проймешь, хоть сули ему золотые горы! Тогда и мед ему покажется горьким и цветы — чертополохом! И чего только на свете не бывает! Право, даже и вообразить себе трудно! Вот, кажется, и добрый человек, и умом бог его не обидел, а вдруг, ни с того ни с сего, возьмет да и вспылит из-за пустяка! Ты к нему с открытой душой, а он уж невесть что думает, уж настораживается, недруга в тебе видит! Уж нос воротит! Лиха беда начало, стоит только вспыхнуть ссоре — и прежней доброй дружбы как не бывало! А уж потом только держись: вражда, зависть…