Избранное - [8]
— Вот видишь, Мира, — зашептала опять Пырвуляса, слушая, как подружки перемывали косточки Султэнике, — что я тебе говорила: захочет нечистый, так потехи ради и вора судьей сделает…
— Золотые слова, кума Катрина, — тихо ответила Мира. — Послушай только, как тараторит рябая Илинка, а сама-то что? Состарилась в девках. За многими охотилась, да иные и не прочь были бы взять ее в жены, — ведь у нее куча денег, — но уж больно страхолюдна. Что только она ни делает, как ни прихорашивается — все попусту — уродина, да и только. Посмотри на нее, когда она идет — чурбан-чурбаном; а уж как захохочет — стекла дрожат.
Лиха беда начало — посыпались завистливые, клеветнические, злобные слова, вызывавшие взрывы зычного хохота.
— Будет похож на Кэпрара!
— Коль девчонка родится, будет слоняться по свету, пока и с ней беда не приключится.
— Хорошее приданое дарит Николай чудотворец!
— Приданое с ручками да с ножками.
— Ну, ну, злоязычницы! Ведь и вы небось голову теряли, когда с парнями обнимались. Лучше бы сказали: «Сохрани нас боже».
— Небось и самим бы по вкусу пришлось!..
— Но только уж не так, как Султэнике…
— Если сердце просит, то не задирать же подол…
— Буря его подымает…
— Беды не случится, касатка, если ты его сама не подымешь…
Крик, смех, суматоха.
Веретена давно забыты. Девушки возбуждены. Пот струится ручьями по их пылающим лицам. Одни высоко засучили рукава, вышитые красными узорами, и отбросили косы за широкие спины, другие распахнули сорочки, обтягивавшие их упругие груди.
Печь раскалилась докрасна.
Девчонки с завистью смотрели на старших подруг; они нипочем не дерзнули бы вот так смело обнажить свои груди, — ведь у них-то груди были едва ли больше яблочка.
Девушки просто перевернули в доме все вверх дном; Митрана, красная как рак, принесла противень, на котором лежали большие, желтые куски тыквы. От противня к потолку, извиваясь, подымался густой и сладкий пар. У Сафты так и потекли слюнки. Она отбросила платок на спину и весело затянула:
Султэника в рот ничего не брала. Она таяла на глазах, пожелтела, высохла, как тростинка, слова из нее клещами не вытянуть. Красивые глаза ее каждое утро были красны. По ночам, как только матушка Станка засыпала, Султэника приглушенно рыдала, пока глаза ее не начинали гореть, как в огне.
Все бродит она, погруженная в думы, и вдруг остановится как вкопанная, уставится в одну точку не мигая, а руки повиснут, как плети. Лицо потемнеет, на сухих воспаленных губах появится печальная, скорбная улыбка. Совсем перестала Султэника бывать на людях, забыла даже о привычных молитвах. Двигается она машинально, ничего не чувствуя, ничего не желая, скользит как тень, всегда следующая за человеком.
Так в горных лесах белые березы, сквозь тонкую листву которых видно синее небо, вдруг, словно сожженные на корню известью, отряхивают с себя листву, теряют блестящую кору, клонятся к земле, высыхают и гибнут безвозвратно.
Если бы не Станка, Султэника даже и не причесывалась бы. А когда мать распускала волны ее черных густых волос, гребенка выскальзывала из старческих рук ее и, бессильно уронив голову на грудь, она едва слышно шептала: «Скажи мне, что за горе у тебя?..»
И чего только не делала старуха!.. Ходила тайком по окрестным деревням к ворожеям и гадалкам, одной цыганке дала полотна на девять рубашек за то, что та гадала ей по звездам, и по буре, и по гороху. Но ни молебны, ни заговоры, ни ворожба не помогли Султэнике: она таяла на глазах.
Матушка Станка наслышалась, что можно спасти родного человека, если продаться в рабство иелям[2]. Она не очень-то верила этому, но ведь попытка — не пытка.
В ночь на вторник, увидя светлое кольцо вокруг луны, она, словно призрак, прокралась к церковному кладбищу. Потом вернулась домой и встала под навес. Посыпав на темя земли с трех могил, она прождала всю ночь, но иели не явились за ней. А в другой раз какие только молитвы не перечитала матушка Станка, все шептала их и шептала, пока, наконец, голова у нее не закружилась и она не упала без чувств.
Миновало рождество Христово и следующие за ним великие праздники, миновал и день сорока четырех мучеников. Настали теплые дни, согретые дыханием весны, распустились на деревьях почки, на взгорьях показалась первая травка. А в доме матушки Станки все по-прежнему было печально. В вербное воскресенье старуха пошла утром в церковь — в душе ее все еще теплилась искра надежды. И уж как горячо молилась матушка Станка! Лишь только она вышла из церкви, ее окружили женщины и завели разговор о том, как прошла служба.
Солнце и ветерок подсушили землю. Босые дети весело бегали, опоясавшись ветками верб, окропленных батюшкой. Старухи жевали просфоры и медленно плелись по дороге к дому.
Жизнь пробуждалась. Лопались почки на деревьях, стаи воробьев, сидя на ветках ели перед церковью, чирикали, яростно ссорясь, как обычно. Петухи, опьянев от вешнего воздуха, отчаянно драли глотки.
Над холмами, покрытыми зелеными побегами, медленно поднимался пар, рассеиваясь от легкого дуновения ветра.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рик Хансен — человек трудной судьбы. В результате несчастного случая он стал инвалидом. Но воля и занятия физической культурой позволили ему переломить ход событий, вернуться к активной жизни. Хансен задумал и осуществил кругосветное путешествие, проехав десятки тысяч километров на инвалидной коляске. Об этом путешествии, о силе человеческого духа эта книга. Адресуется широкому кругу читателей.
Писатель-классик, писатель-загадка, на пике своей карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся вдали от мирских соблазнов в глухой американской провинции. Книги Сэлинджера стали переломной вехой в истории мировой литературы и сделались настольными для многих поколений молодых бунтарей от битников и хиппи до современных радикальных молодежных движений. Повести «Фрэнни» и «Зуи» наряду с таким бесспорным шедевром Сэлинджера, как «Над пропастью во ржи», входят в золотой фонд сокровищницы всемирной литературы.
Талант Николая Васильевича Гоголя поистине многогранен и монументален: он одновременно реалист, мистик, романтик, сатирик, драматург-новатор, создатель своего собственного литературного направления и уникального метода. По словам Владимира Набокова, «проза Гоголя по меньшей мере четырехмерна». Читая произведения этого выдающегося писателя XIX века, мы действительно понимаем, что они словно бы не принадлежат нашему миру, привычному нам пространству. В настоящее издание вошли все шедевры мастера, так что читатель может еще раз убедиться, насколько разнообразен и неповторим Гоголь и насколько мощно его влияние на развитие русской литературы.
