Избранное - [72]

Вдова смотрела во все глаза и не верила своим ушам; но у нее было доброе сердце, и, уходя, она сказала:

— Будь здоров, Дед Мороз, навещай нас почаще!

— Будь здорова и ты, добрая женщина!

Исполин выпрямился, вырвал с корнем толстый дуб, оперся на него, повернулся и шагнул вперед. Шаги его были так широки, что и лучшему бегуну не догнать, лучшему скакуну не перескакать. А позади него враждовали между собой северный и южный ветры, и, ослепляя людей, крутясь вихрями, словно облака, валил густой снег.

Все так и застыли, разинув рты. Потом разошлись по домам, радуясь тому, что избавились от старика, унесшего с собой вьюгу.

Поп бранился с попадьей и все стоял на своем, повторяя, что Дед Мороз велел ему не спать всю ночь и говорить беспрерывно:

Каравай, каравай,

В мой мешок подавай,

Пусть он будет под стать колесу —

Все равно его унесу,

В свой мешок опущу,

Любой грех отпущу.

А ежели два каравая дадите,

От всех грехов себя освободите.

А дело было вот в чем: Дед Мороз сказал попу, что ему повезет на рождество только в том случае, если он всю ночь будет повторять эти слова. И бедняга всю ночь напролет бормотал, точно сумасшедший.

Мельник же, как только увидел, что замерзли все реки в округе, кроме той, на которой стояла его мельница, решил, что это чудо Деда Мороза, и принялся чинить и подмазывать ось мельницы, готовясь к завтрашней жаркой работе.

А жадный рыбак сделал на реке столько прорубей, сколько было у него сетей, и спустил в них свои сети, привязав их к колышкам.

В сочельник поп ходил с иконой по домам прихожан, да оттого, что не спал всю ночь, у него все кружилось перед глазами и в голове беспрерывно вертелись слова, которые он бормотал ночью. И вместо того чтобы петь: «Во Иордане крещающуся», он загнусавил совсем другое: «Во каравае крещающуся… Ох, что это я говорю… Э-э-э-э. Во двух караваях крещающуся, господи…»

Бедным людям ничего не оставалось, как только выгнать батюшку вон; они подумали, что он или на старости лет из ума выжил, или, скорее всего, рехнулся от пьянства.

Так и остался поп на праздник без приношений.

А мельник, едва лишь рассвело, открыл плотину: к нему приехал старик молоть кукурузу. Вода хлынула, обрушила на мельницу большие льдины, снесла и раскрошила мельничное колесо, и остался мельник ни с чем.

Рыбак же так и не нашел своих сетей, потому что их унесло. Он бранил Деда Мороза на чем свет стоит, но все равно так и остался без сетей и без рыбы.

Лишь бедной вдове повезло. Придя домой, она нашла у себя в избе поросенка. Добрые люди, зная, что у нее ничего нет к рождеству, принесли ей — кто кукурузной муки, кто свиных ребрышек, кто свиных ножек, кто мяса. А дети, забавляясь, сложили все принесенное соседями так, что у них получился целый поросенок. Самый меньшой с курчавыми русыми волосенками, опоясался веревочкой, привязал ее конец к хвостику поросенка и, воображая, что тот тащит его, повторял все время:

— Но, но, свиненок!

И если бы на свете царила справедливость, то и до сего дня бедняки хотя бы по большим праздникам не знали бы горестей, а жадные богачи на пасху и на рождество получали бы щелчки по носу.

Перевод М. П. Богословской.

ДЕДУШКА

С белых акаций льются потоки аромата.

Дедушка сидит на завалинке. Он задумался. О чем он думает? Да ни о чем. Просто смотрит, как в глубине сада опадает цвет с акаций. Он почесывает затылок и снова глядит на лепестки, которые легкий ветерок стряхивает с деревьев.

Его седые курчавые волосы похожи на пучки белых цветов; все — брови, усы, бороду — убелил снег… седины… за долгие, тяжелые годы.

Только глаза у дедушки по-прежнему кроткие и ласковые.

Кто это хлопнул калиткой?

— О, дай бог вам счастья, мои драгоценные! А я-то думал, что это ветер распахнул калитку…

Мальчуган и девочка, румяные и круглолицые, поцеловали руку «дедуси».

— Дедуся, — спросила девочка, — отчего это птицы летают?

— Оттого, что у них есть крылья, — ответил старик, ласково глядя на внучку.

— Ну? Утки ведь тоже с крыльями! Почему же они не летают?

— Летают, — вмешался мальчуган, — но по земле.

Старик обнял одной рукой девочку, а другой мальчугана.

— О, крепыши мои…

Пряча в усах улыбку, он не отрываясь смотрел на детей, и его ласковый взгляд словно благословлял их.

— Дедуся, а журавли куда улетают?

— В страну журавлей.

— В страну журавлей?

— Да…

— А ласточки куда улетают?

— В страну ласточек.

— В страну ласточек?

— Да…

— Дедуся, я бы хотел, чтобы у меня крылья выросли, чтоб я летал высоко-высоко, до самого неба, — сказал мальчуган, поглаживая бороду деда.

— Если у тебя вырастут крылья, поймай мне овсянку и щегла, — попросила девочка.

— Так вот сейчас и поймаю… Мне ведь самому надо…

Девочка опечалилась.

Старик приласкал ее и сказал мальчугану:

— Ладно, ты поймаешь и для себя и для нее.

— Мне две и ей две… Правда, дедуся?

— Ну конечно, тебе две, ей две, а мне одну.

— И ты, дедуся, хочешь птичку? — с гордостью воскликнул мальчуган.

— Как же, как же… мне чечетку.

До чего же они счастливы!

Дети взбираются деду на колени. Дедушка качает их. Дети хлопают в ладоши. Старик напевает им песенку: «Эй казаки, казаки, что вы бродите ночью по саду?!»

Худощавая женщина входит в калитку с двумя ведрами воды. Дети перестают смеяться, смолкает и старик.