Избранное - [46]
Ему «посылают взаймы». Второй «заем». Он не забыл счет, он помнит все ее подачки и непременно с ней расплатится. Все, все… но только не деньги! Деньги не ее, они заработаны по грошу тем, кто стонет теперь в библиотеке. Космин не в силах был устоять перед пылкой страстью женщины, обиженной судьбой, но он чувствует, что не должен пасть до уровня Кандиана или Мэнойу, которые, наверно, также начинали с того, что брали «взаймы».
Космин вышел на улицу Виктория.
Может быть, если бы Саша не употребила слово «взаймы», его бы не терзали угрызения совести. Она не хотела задевать его самолюбия, но именно это явное желание Саши злило Космина. Другого слова не могла найти? Иногда слова бывают сильнее поступков. Как только не изворачиваются люди, чтобы не назвать своим именем то, что они совершают! Хорошая жизнь изменила его, преобразила. Космин чувствует себя слабым; он лишился прежней смелости — одеваться как попало и жить как бог даст. Чтобы он ни сделал, ему все же не верится, что на следующий день у него хватит духу вернуть все деньги, сопровождая их словами: «Я понял слово «взаймы» и спешу возвратить вам долг». А если даже у него хватит храбрости отдаться на произвол судьбы, что будет с Сашей? Ведь как бы там ни было, любовь ее безгранична. Достаточно только посмотреть, как она заботится о Космине, когда у него заболит, скажем, зуб. Трудно себе представить, как она за ним ухаживает, ласкает его, с какой осторожностью кладет ему на щеку теплый компресс, разумеется со слезами на глазах и после бесконечных поцелуев в больное место. Однажды Джелина заболела брюшным тифом, а у Космина болела голова. Но для Саши в доме был только один больной, притом тяжело больной — Космин. «Что может быть на свете хуже головной боли? А Джелина некстати теперь же заболела. Ничего, пройдет, у нее просто лихорадка. А головная боль… нет ничего на свете хуже головной боли!» Любовь Саши какая-то чудовищная, но ему ли судить об этом? Он для нее является единственной надеждой и утешением. Он является счастьем и идеалом человека, чья молодость была сплошным кошмаром.
В церкви Крецулеску медленно и заунывно пробило два часа ночи. Несколько дворников лениво шуршали своими длинными метлами.
Куда пойти? В какую гостиницу? Он мог бы пробродить всю ночь, если бы его не угнетала мертвая тишина пустынных улиц. Кроме того, он чувствовал, что и на кровати в гостинице ему не заснуть.
У дворца его нагнала коляска.
Кто-то из нее выскочил и протянул Космину руку. Это был Кандиан.
— Ты, ночью?! В такой поздний час?! Такой тихоня и так поздно?
— Я задержался у одного приятеля, — невнятно пробормотал Космин, — а ты?
— Я уже говорил тебе, что у меня дома состоится вечер «Свободной академии» с веселыми девицами и шампанским. Вдруг в час ночи она посылает за мной карету. Сообщает, что заболела, и просит меня приехать. Понимаешь, не могу же я пригласить в наше общество такую важную особу с известным именем. Надо ведь соблюдать какой-нибудь этикет, mon cher. Поехал я к ней, а она совсем здорова. Хохочет, угощает чаем. Каждый раз, когда я остаюсь вечером дома, она посылает за мной карету. Ревнива так, что просто ужас! Если бы узнали… но и слуга и кучер подкуплены; и я им плачу и она им платит. Еле ушел от нее. Ну, а теперь ты доставишь мне большое удовольствие, если не вернешься домой, а поедешь со мною. Увидишь и ты нашу пирушку. Пришли несколько прелестных девочек, а также один настоящий чертенок, которому еще не исполнилось и девятнадцати лет, а он уже в полном смысле дьявол… Унаследовал более двух миллионов. Увидишь, с каким шиком он мечет карты. Есть и одна блондинка, очаровательная немка, она с ним на пару, ничего не знает, кроме смеха, шампанского да нескольких слов: «Фосемь у Мэнойу, фа-банк! Стафлю, стафлю на Лизи, прафо, Лизи!», которые она щебечет во время игры. Она тоже играет против своего любовника. Все это замечательно!.. Пир на весь мир! Давай поедем со мной!
Домой? Нельзя. В гостиницу? Не хочется. На улице? Скучно, печально. Преследуют мысли, особенно о сумасшедшем старике. Эх! А что, если поехать, может быть попытать счастья и, если удастся удвоить капитал, тогда можно будет возвратить «долг» Саше.
Он устал, ослаб и, не зная, как быть, чувствовал почти физическую боль в сердце.
— Согласен, — решительно произнес Космин.
— Но прошу тебя, mon cher, будь веселее.
— Обещаю, притом у меня нет никаких оснований грустить.
Когда он произносил эти слова, в голове у него промелькнул зловещий образ Малериана. Космин прижался к плечу приятеля.
— Что, тебе холодно?!
— Да нет, что ты! Не видишь, я весь потный!
От здания епископства коляска свернула направо и через несколько минут остановилась на улице Доробанць у двухэтажного особняка. Кандиан шепнул несколько слов кучеру, сунул ему пять лей и, повернувшись к Космину, спросил его, указывая на второй этаж:
— Слышишь, что вытворяют?
В самом деле, крики и аплодисменты отчетливо доносились до улицы.
— Только будь веселым, mon cher!
— Не беспокойся, — взволнованно ответил Космин.
Кандиан толкнул дверь гостиной и произнес театральным голосом:
