Избранное - [25]

— В городе купишь себе сладостей. — Затем, надежно пряча деньги за пазуху, снова заговорил: — Раньше эти негодные китайцы обирали неопытных торговцев как хотели… Сейчас времена изменились. Я их легко, можно сказать — их же способом, обводил вокруг пальца. Скажем, нужно тебе продать им шерсть… Складываешь ее на чистый песок и говоришь, что от травы может пристать к ней сор и всякий мусор. Они охотно соглашаются, но потом, перед тем как упрятать ее в ящики, опять начинают раскладывать тюки на песке для подсчета и взвешивания… Да-да! Сами же! А ты тем временем берешь тюк обеими руками, прихватывая при этом полные горсти песка, и незаметно сыплешь прямо в шерсть… Так, бывало, десять жинов[37] шерсти сходили почти за двадцать…

— Да! Были времена… Я и сам поступал точно так же, — нехотя поддержал его Цокзол.

Вскоре они двинулись в путь. Дамдин был возбужден больше всех: теперь уж город совсем близко. Подъехав к Улдзийме, он с важностью, будто это были его овцы, которых он сам и продал, вымолвил:

— Надо же! Сбыли!

Глава одиннадцатая

Ежегодно в десятых числах июля в местности Буянт-Уха проходит традиционный надом. Со всех концов страны съезжаются сюда именитые и совсем молодые борцы, чтобы помериться друг с другом силой, ловкостью и мастерством. В иные годы собирается их здесь более тысячи человек.

Не отстают от них и мастера конных скачек: каждое сельскохозяйственное объединение старается прислать своих быстроногих скакунов. Расстояния их ничуть не пугают, и поэтому здесь можно увидеть скакунов со всех уголков необъятной Монголии.

Ну а какой же праздник обходится без зрителей и болельщиков? Здесь их собирается столько, что вся округа становится похожей на разворошенный муравейник.

Палатки как грибы вырастают не только на Ярмарочной площади и на террасе Буянт-Уха, но и на склоне перевала Айдас, в пади Арцат и в долине реки Тургэн. Уже за несколько дней до надома начинают разбивать палатки горожане, устанавливают свои громадные шатры и разные организации.

В дни надома работают здесь много магазинов, столовых, лотков, киосков, разукрашенных старинным орнаментом. Выезжают сюда и театры, кино, эстрадные артисты и циркачи. Всюду снуют люди в ярких шелковых дэли: синих, желтых, коричневых и красных.

Цокзол с Жамьяном прибыли в Буянт-Уха перед самым надомом, поэтому настроение у них было приподнятое и праздничное. Переодевшись, они отправились по магазинам и зрелищным местам. Им, конечно же, было на что посмотреть, но самое главное — теперь они были при больших деньгах. Все необходимое удалось купить в первый же день.

У обоих в городе были знакомые семьи, но они не поехали к ним, решив, что можно будет встретиться и здесь, на надоме; увидеться, правда, ни с кем так и не удалось. Особого сожаления по этому поводу они не выразили, поскольку дел неотложных в городе у обоих не было.

Они разбили свою палатку рядом с палатками конников из соседнего аймака и легко с ними сошлись. Стоит ли говорить, как любят лошадей монголы, а здесь готовили к скачкам лучших скакунов, поэтому-то Цокзол быстро познакомился со всеми их хозяевами.

Он с гордостью осматривал скакунов из Галшара, Баянцагана и Барата и думал: «Жил бы я где-нибудь здесь поблизости, наверняка, как и они, готовил бы сейчас своих скакунов к скачкам». Этой мыслью он поделился и с Жамьяном, который, зная его неуемную страсть к лошадям, с готовностью согласился — попробуй возрази…

На Ярмарочной площади Цокзола интересовало многое. В павильоне «Сельское хозяйство» он застрял надолго. Сначала никак не мог отойти от барана длинношерстной породы из Жаргалантуйского госхоза, но, когда подошел к лошадям, не удержался, чтобы не осмотреть по нескольку раз всех; а у одного жеребца улучшенной породы — с конного завода — вертелся, наверное, больше часа.

Здесь-то Цокзол и встретил одного старого знакомого, с которым довелось ему познакомиться несколько лет назад, когда он еще работал в артели караванщиков. Оказалось, что он уже стал даргой[38] сельскохозяйственного объединения у себя в Баян-Хонгорском аймаке, а на надом прибыл по специальному приглашению правительства.

Встреча у них получилась короткой, но все же они успели о многом поговорить. Тот рассказал о делах своего объединения и о том, что собирается воспользоваться приездом в столицу и попросить машины и другую технику для объединения. Он, как заметил Цокзол, немало знал о ходе коллективизации аратских хозяйств в стране.

Цокзолу особенно нечем было похвастаться, и, когда тот спросил у него об их объединении, он, ничего не скрывая, выпалил:

— У нас-то пока одно лишь название…

— Жаль! Очень жаль! — заключил тот и, больше ничего не сказав, попрощался с ним.

В дни надома многие говорили о коллективизации. Съехавшись из разных уголков страны, люди с любопытством расспрашивали друг друга о том, как у них обстоят дела с объединениями.

Однажды сосед по палатке рассказал Цокзолу с Жамьяном о человеке, который продал на базаре свой недоуздок и седло, украшенные серебром, а вырученные за них пятнадцать тысяч тугриков пожертвовал сомону для строительства клуба. Слушая его, Жамьян подумал про себя: «Ах! Столько денег угробить зазря!», но сказал совсем другое: