Избранное - [88]

Перевод С. Флоринцевой.

ТЭЯ

В столовой студенческого общежития ужинали. Уже и мест свободных за столиками не было, а народ все валом валил.

Сидя или стоя, прислонясь спиной к стене, размахивая кто вилкой, кто надкушенным куском хлеба, молодые люди спорили, хохотали, толкались. Громкий возглас взметнулся в одном конце, в другом, и вот уже бушующее пламя голосов охватило весь вал, рвется из дверей, из окон, гудит в коридоре, угрожает дотянуться до крыши и вдруг поникает, замирает, гаснет, сменяется торопливым топотом ног, грохотом отодвигаемых стульев, звяканьем вилок, ножей, тарелок. По залу от одного столика к другому забегали с подносами официанты в белых форменных тужурках, роняя на бегу «спасибо» и «сей момент».

За столиком в глубине зала сидит студент философского факультета Дудуля — долговязый парень, нос крючком, белесые волосы чуть ли не в глаза лезут — и уписывает ужин так, что за ушами трещит.

Воздев вилку, он благосклонно оглядывает накрученные на ней макароны, а запихнув в рот, утирает губы тыльной стороной ладони и продолжает с полным ртом начатое повествование.

— Вчера вечером в «Метрополе», — говорит он так тихо и доверительно, что и на другом конце столовой слышно, — я познакомился с господином полковником королевской гвардии, советником министерства иностранных дел и двумя актеришками… — При этом он называет всем известные имена. — Шампанское лилось рекой. После «Метрополя» закатились мы в один славненький кабачок, потом — в другой и расстались лучшими друзьями, на «ты»… Который теперь час? — вдруг спохватывается он, обрывая сам себя.

— Четверть девятого.

— Ну, это еще ничего. Подождет. Хотя наверняка будет дуться, — рассуждает он вслух и в ответ на недоуменные взгляды снисходительно поясняет: — Приехала жена нашего сельского нотариуса… Помпончик. — Он собирает в щепотку пальцы, словно собирается перекреститься, целует их и добавляет: — Розанчик!

Здесь таких днем с огнем не сыскать. У нотариуса денег куры не клюют, собственный автомобиль, но она за нотариуса по принуждению вышла, родители настояли. Она хотела бежать с Дудулей, тайно обвенчаться, да он не согласился. У него свои «принципы», станет он жертвовать ими в угоду взбалмошной девчонки.

Вот теперь она в Клуж и прикатила, только для того, чтобы с ним повидаться.

Ему-то на это наплевать. Мало ли кому взбредет в голову из-за него приезжать на край света, пусть себе подождет, ему, может, собственные подметки дороже, еще на свидание ходить.

— А вдруг она, ожидаючи, с кем-нибудь утешилась, — поддел Дудулю паренек за столом.

— Нет. Она не из таких, — отозвался он, но, увидев, что паренек, уткнувшись в тарелку, хохочет, рассвирепел: — Ты меня с собой не равняй! Я не тебе чета… За каждой юбкой не ухлестываю!..

В зале все шумней. Вилки, добравшись до дна тарелки, забили тревогу и заглушили их перепалку.

Рядом с Дудулей сидит и лениво жует Оприш, студент-математик. По сравнению с долговязым Дудулей он кажется невысоким, хотя роста он выше среднего, лицо у него красное, прыщавое, за выпуклыми очками черными угольками поблескивают маленькие глазки. Волей-неволей он прислушивается к разглагольствованиям соседа-философа, и губы его кривит издевательская усмешка.

Студенты за их столиком тем временем покончили с ужином, положили на тарелки свой «рабочий инструмент» и, завершив ритуал традиционным «спасибо», поднялись и разошлись. Только Оприш и Дудуля остаются сидеть за столом.

— Ну как дела, Оприш? — поворачивается Дудуля к приятелю. — Все зубрежкой занимаешься? Погулял бы, что ли? Чем мозги-то сушить!

— А ты о своих чересчур заботишься: целыми днями собак гоняешь!

Дудуля не отвечает.

— Кстати, — вдруг спохватился он, — знаешь, кого я видел? Тэю!

— Тэю?!

— Ну, ясное дело… кого же еще? Она прикатила вместе с женой нотариуса. Небось уже шлендают по Главной улице. Ну, привет! Удачи тебе!..

Оприш как громом пораженный остается сидеть за столом один и рассеянно катает в пальцах хлебный мякиш. По лицу его блуждает какая-то странная, застенчивая улыбка.

Тэя!.. Неужто она здесь? Прямо не верится… Сколько времени прошло с тех пор, как они не виделись, целая вечность… Два года лицея, четыре университета… Почти шесть лет… А кажется, будто все было вчера. Как неуловимо время!..

…Вспомнилось ему, как они познакомились. Было это на школьном вечере. Ставили они сказку про Фэт-Фрумоса, и Тэя в ней играла Иляну Косынзяну. На другой день он послал ей записку. Втрескался!..

Тэя тут же ответила и назначила ему свиданье, и не где-нибудь, а на кладбище. Он две ночи не спал от волнения.

А тут еще товарищ привязался со своими советами, совсем голову задурил: на свидание, мол, ходят только в крахмальных воротничках. Он и послушался. Провозился с проклятым воротничком, лучший галстук порвал, воротничок измял…

На кладбище летел как сумасшедший, а когда примчался, колени у него подгибались, язык не слушался.

Тэя оскорбилась, что ее заставили ждать, сказала: «Вот уж не подумала бы, что старшеклассники такие пунктуальные кавалеры», — повернулась и ушла.

Горделивая, как королева. Может, оно и к лучшему, что ушла, а то от волнения он слова не мог сказать, сочла бы его недотепой.