Избранное - [6]

— Ох и благодать, — заговорил снова незнакомец. — Давно не видал таких хлебов, разве что в России. Под Одессой выедет конный в хлеба, его и не видать.

— А ты нешто в России был?

— А то как же? Ногу вот потерял. Воевал под Одессой, два года и восемь месяцев там мытарился.

Прекуб поглядел на него попристальнее: одна нога незнакомца не гнулась, и тянулся за ней по пыли извилистый, змеиный след.

А незнакомец пустился рассказывать о былых боях и сражениях.

Говорил он громко, отчетисто, и слушал его Прекуб с большим любопытством.

Иной раз ухитрялся даже со своим простодушным вопросом встрять в этот нескончаемым потоком льющийся рассказ о пушках величиной с амбар, о пулях больше торбы.

За разговором и дорога короче. Глядишь, они уже и до города добрели.

В городе дома высокие, того гляди, на голову повалятся.

Автомобили, телеги, овцы, коровы, норовя обогнать друг друга, стеснились в огромную толпу — ни пройти, ни проехать. К будке, где пошлину берут, — очередь. Шум, гам, толкотня, яблоку упасть негде.

— Слышь, приятель, — проговорил незнакомец, — а не заглянуть ли нам в корчму, покуда по стаканчику пропустим, народу-то и поубавится.

Отчего не заглянуть? Заглянули. В корчме от одного конца до другого тянутся длинные, узкие столы, пахнет прокисшим вином, а народищу-то, народищу — не протолкнуться!

Пробились кое-как в уголок, заказали по стопке водки.

— Удачи тебе на ярмарке! — пожелал попутчик.

— И тебе, сударь, удачи! — Прекуб не решился его не уважить.

Выпив перцовой водки, оба скривились, будто серной кислоты отведали, и утерлись ладошками.

— А ты зачем на ярмарку? Говорим-говорим, а дела у тебя я так и не спросил.

— Корову хочу купить. Без коровы в хозяйстве, сам знаешь, беда. Я уж и так и сяк, и в батраки, и на заработки, сколотил наконец малую толику деньжонок. А без коровы детишки сироты…

— Да, не сладко, — сочувственно согласился незнакомец. — А я вот лошадь надумал купить.

— Удачи!

— Удачи!

Вылили, про родню разговорились, оказалось, отец одного к матери другого сватался.

Кумовья, стало быть, родня не дальняя, сговорились, как дела на ярмарке справят, беспременно вместе домой идти.

Два часа уже ходил-бродил Прекуб по ярмарке. За коровок, какие ему нравились, больно дорого спрашивали, а старую корову он и сам ни за что бы домой не повел.

Вот и бродил он усталый, голодный, перешагивал через дышла, обходил быков, чтобы не лягнули.

Ярмарка раскинулась по долине, и ветер, что налетал вдруг внезапно при чистом и ясном небе, подымал тучи пыли, пряча, будто в тумане, людей и скотину. В воздухе, загустевшем от всевозможных запахов, висели, кроме ругани, криков и визгов, еще и рои мух, что так и норовили облепить кого ни попадя, человека ли, животину ли.

К полудню, переходя от одной коровы к другой, досадуя, что никак ему не столковаться с одним мужичком из Муреша, Прекуб услыхал, будто его окликают.

Оборотился и узнал хромоногого своего кума.

— Не сочти за труд, пособи по-соседски, — начал тот, — отблагодарю по-царски.

Прекуб молчал.

— Видишь ли дело какое, мужичок тут один нашенский добрую кобылку продает. Кобылку эту я знаю, смерть как мне не хочется упустить ее, чтоб она попала в чужие руки. Да есть тут одна закавыка, мне он эту кобылку ни за какие деньги не продаст, потому как бабы наши сильно повздорили. Бабы, они бабы и есть, сам знаешь, а мужик этот серьезный, возьми да и осерчай. До сих пор волком глядит. Пойдем со мной, сделай милость. Он возле речки стоит, в самом начале конского базара. Я тебе и денег дам, купишь мне кобылку эту, купишь и передашь, вот и выйдет ладно.

Прекубу пришло на ум, что не пристало ему в чужие дела ввязываться, да хромой все уговаривал да уговаривал, тараторил без умолку, так что Прекубу и слушать надоело.

— Ладно! Пошли! — сказал он и вперед двинулся.

Перемахнув через ручеек, что отделял конский базар от скотного, они остановились. Хромой издали показал ему кобылку, о которой велась речь.

— Торгуйся с ним до шести тысяч, — наказывал ему хромой. — Держи вот пятьсот леев на задаток, а покуда вы поторгуетесь да бумагу оформите, я ассигнацию в десять тысяч разменяю и расплачусь.

Прекуб не спеша направился туда, куда ему было указано, а хозяин кобылки стоял и будто ждал его.

Прекуб обошел со всех сторон паршивую клячонку, которая оказалась вдобавок на один глаз кривой, с пролысиной на спине, подивился про себя своему куманьку и спросил:

— Чего за свою падаль просишь?

— Такую падаль днем с огнем поискать, — ответил хозяин, похлопав лошадь по шее, — а сколько дашь?

— Четыре тысячи.

— За такие гроши свинью покупай.

— Ну так и быть, пять, — набавил Прекуб с таким видом, будто всю жизнь только и делал, что торговался.

— Давай семь, и по рукам. Да ты не смотри, что ребра торчат, ее подкормить, она гору своротит.

Столковались на шести, ударили по рукам и отправились выправлять «грамотку».

По дороге хромой отозвал Прекуба в сторону, сам весь в поту, еле дышит, тычет в нос ассигнацию в десять тысяч леев и шепчет прямо в ухо Прекубу: заплати, мол, покуда своими деньгами, а потом вместе в банк пойдем и разменяем.

Прекуб от неожиданности так на месте и замер, но лошадник окликнул его по-хозяйски: