— Боюсь, что мне из деревни не вырваться, — с горечью проговорил Жушуй. — Планы мои, мои стремления нельзя будет там претворить в жизнь. Потом еще одна… — Жушуй умолк.
Жэньминь не обратил внимания на последние слова, да и трудно было понять, кого имеет в виду Жушуй. Подсмеиваясь над другом, он сказал лишь:
— Разве ты не говорил, что эта жертва — успокоение для твоей совести? Чего же тогда тебя волнуют такие мелочи?
Жушуй ничего не ответил, на душе у него было тяжело. В комнате на минуту воцарилось молчание.
— Что же ты написал, живя здесь? — спросил Жэньминь, желая переменить тему разговора.
— Две страницы черновика, что-то около шестисот знаков, — безразлично ответил Жушуй.
— Почему так мало? Ведь здесь, должно быть, хорошо пишется.
— Я тоже так думал… Кто мог предвидеть, что сразу же по приезде я встречу ее, — сказал он.
— В таком случае перестань думать о доме и женись на этой девушке. Я вижу, ты очарован ею, — сказал Жэньминь. Улыбка Жушуя подсказала ему мысль о том, что дело может принять другой оборот и Жушуй, возможно, изменит свое решение, поэтому он стал самым искренним образом уговаривать друга, надеясь, что тот, наконец, не упустит своего счастья.
— Я не могу решиться. Все это очень сложно. Нужно как следует подумать, чтобы не раскаиваться потом. — Вид у Жушуя был такой же нерешительный, как и прежде.
— Ты думаешь об этом уже много лет, — вдруг громко проговорил молчавший все это время Чэнь Чжэнь. Он даже поднялся со своего места. — Но результат всегда один и тот же. То, что ты называешь совестью, — мыльный пузырь, и грош ему цена. Совесть, если хорошенько разобраться, есть не что иное, как репутация в обществе. Ты заботишься о том, чтобы люди тебя не осудили, даже ждешь их одобрения, и тем думаешь успокоить свою совесть. Нерешительный ты человек. У тебя не хватает мужества преодолеть трудности, поэтому ты часто предаешься мечтам. А вот я не похож на тебя! Я признаю только реальную жизнь, хоть она и тяжела. Неужели ты думаешь, что я не люблю своих родителей, что я жестокий, безжалостный человек? Нет, это далеко не так. Я прекрасно понимаю, что такое любовь к родителям, хотя моя мать умерла еще при моем рождении. Отец очень любил меня. Шестнадцати лет, покидая родной дом, я проливал слезы. Через два года отец умер, я получил несколько телеграмм, меня звали домой в деревню. Однако я не поехал. Мне было очень тяжело, но я не жалею. Жизнь моя принадлежит обществу. Я не вправе ради семьи бросать работу. Осуждение обывателей меня не страшит, и спокойная совесть, о которой ты так печешься, не нужна мне. Мы с тобой совершенно разные люди. Работа приносит мне удовлетворение. И любовь и ненависть, все свои чувства я отдаю делу. Настанет день, и я увижу плоды своего труда. — Чэнь Чжэнь говорил с необычайной решимостью. Крепко сжав кулаки, он стоял, прямой и сильный, словно изваяние Родена[23]…
— Возможно, ты и прав, — произнес Жушуй. Он понимал, что ему нечем возразить Чэнь Чжэню, был взволнован и страдал оттого, что Чэнь Чжэнь ни во что не ставит совесть, которую он так превозносил.
— Какая польза от твоих слов? Чем больше мы говорим, тем больше запутываем Жушуя, — подытожил Жэньминь, словно читал в душе своего сомневающегося приятеля. Жэньминь понимал, что дальнейшие споры с Жушуем бесполезны. Ему было жаль его, но не хотелось продолжать этот неприятный разговор. Вначале он говорил гневно, но потом смирился. — Жушуй не обращает внимания на факты. Он считается только с теорией. К нашим словам он не прислушивается, может быть, Жолань повлияет на него.
— Жолань? Нет, не верю! — холодно засмеялся Чэнь Чжэнь. Он хотел продолжать, но в эту минуту в дверь тихо постучали.
— Это она, — шепотом произнес Жушуй, поднявшись. Радостный и взволнованный, он с улыбкой направился к двери. Тяжелые думы мигом оставили его.
Когда он открыл дверь, все увидели изящную девушку. Она улыбалась. Жолань хотела войти, но, заметив мужчин, остановилась и нерешительно произнесла:
— Оказывается, здесь гости. Я не стану мешать вам, господин Чжоу. Зайду позже.
— Ничего, входите. Это наши знакомые. Вы встречались с Чэнь Чжэнем и Жэньминем. Проходите, садитесь. — Жушуй растерялся, стараясь удержать девушку.
Жолань согласилась войти, поздоровалась со всеми. Опустилась в кресло, как раз напротив Чэнь Чжэня.
— Давно не встречал вас, мисс Чжан, — вежливо заговорил с девушкой Жэньминь, видя, что его друзья молчат. — Несколько дней назад я зашел к Цзяньгану и узнал, что вы здесь. Яочжу очень хочет повидаться с вами, дома скучно, ей тоже надо бы поразвлечься. Но эти несколько дней она опять плохо себя чувствует, поэтому и не приехала…
— Что вы, господин У, стоит ли ехать в такую даль навещать меня, — возразила Жолань. Она улыбалась. Жушуй не мог оторвать глаз от ямочек на ее щеках. Но Жолань не заметила устремленного на нее взгляда. — Я давно собираюсь навестить госпожу У, но запамятовала ваш новый адрес, лишь дня два назад я узнала его у Цзяньгана. — Она помолчала и затем продолжала: — Вы все еще пишете статьи? Последнее время я не вижу в журналах ваших произведений. Господин Цзяньган сказал, что вы очень заняты сейчас переводом «Истории французской революции».
