Слова Чэнь Чжэня, правдивые и потому страшные, казались Жушую нелепыми. Он непременно вступил бы в спор, скажи их кто-нибудь другой, но, глядя на Чэнь Чжэня, который тяжело дышал, он не мог возражать. Ведь Чэнь Чжэнь так же, как и он, пожертвовал молодостью и счастьем, но не для нескольких человек, а для всего народа. Чэнь Чжэнь работал целыми днями не покладая рук, был одним из руководителей общественного движения. От непосильной работы он заболел чахоткой, но стал работать еще упорнее. Болезнь пока не угрожала его жизни. Его убеждали отдохнуть, но он всегда говорил: «Я не хочу довольствоваться лишь тем, что живу, нужно успеть еще многое сделать». Если бы не огромная любовь к людям, разве мог бы он принести такую жертву? Жушуй не мог обвинить его в том, что у него нет совести. Он не знал, что ответить Чэнь Чжэню, и лишь растерянно смотрел на него.
Прошло несколько минут в молчании.
— Как же ты думаешь поступить? — не отставал Жэньминь.
— Мне кажется, следует еще раз хорошенько подумать. — К Жушую постепенно возвращалось спокойствие. — Я полагаю, — продолжал он задумчиво, — нужно на что-нибудь решиться. Если бы я порвал с семьей, то, конечно, смог бы мечтать о девушке. Но мне хочется побывать дома, поэтому нечего зря строить планы. — В голосе Жушуя звучала скорбь, казалось, его страшит мысль о возвращении домой.
— Чем думаешь заняться дома? Преобразованием деревни? — Жэньминь участливо смотрел на него.
— Сначала у меня была такая мысль. Приеду в свою небольшую деревню, там мне все знакомо, займусь преобразованиями, потом разверну работу и в других деревнях. Создадим сельскохозяйственную ферму, откроем школу, кооператив, организуем народную дружину по борьбе с бандитами… Там часто бывают налеты.
— Все это очень хорошо, только одному тебе будет трудно, — сказал Жэньминь.
Лицо Жушуя приняло еще более печальное выражение. Он редко бывал таким подавленным.
— К сожалению, это невозможно, — сказал он с грустью, — я написал об этом отцу, а он отругал меня: «Столько лет учился, и вдруг тебе взбрело в голову возвратиться в деревню? Впредь и не думай об этом. Несколько месяцев назад два студента, окончившие в столице специальную сельскохозяйственную школу, приехали в деревню и через два месяца были схвачены военными властями как коммунисты. Им отрубили головы… Если даже и надумаешь вернуться, забудь о своем „возвращении к земле“». Словом, если я и поеду в деревню, «возвращение к земле» решительно невозможно.
— Что же ты намерен делать? — взглядом вопрошал Жэньминь.
— Я и сам не знаю, — неуверенно произнес Жушуй. — Придется поехать к отцу.
— Я думаю, тебе не стоит ехать, — резким тоном заявил Жэньминь.
Жушуй попал в затруднительное положение.
— Не ехать в деревню — значит пойти против своей совести. Два месяца назад, когда я был еще в Токио, из дома одно за другим пришли два письма. Отец писал, что много лет не видел меня, не знает, каким я стал, что очень хочет повидаться и просит поскорее приехать. Он надеялся на то, что, проучившись столько лет, окончив университет за границей, я смогу по возвращении в провинцию стать чиновником.
— Чиновником? Но ведь ты с твоим характером не можешь стать чиновником, — перебил его Жэньминь.
— Именно поэтому я и не могу решиться. Я не хочу быть чиновником, но вместе с тем не могу заняться и сельским хозяйством. Возвратиться в деревню и бездельничать! — Жушуй был очень взволнован, он не видел выхода из создавшегося положения.
— В таком случае тебе лучше не ехать в деревню.
Не обратив внимания на слова Жэньминя, Жушуй продолжал:
— Я долго думал над этим вопросом, но ни к чему не пришел. Порою мне кажется, что нужно, несмотря ни на что, вернуться в отчий дом, хотя я хорошо знаю, что мое возвращение не принесет никому пользы, и в то же время я чувствую, что только в этом случае совесть моя будет спокойна.
— А я думаю, что возвращаться домой тебе не стоит.
— Ты не понимаешь… отец стар, дела его пошатнулись, дома не все так благополучно, как прежде, там ждут меня, моей помощи… В деревне у меня много родственников, они просто бедствуют… Все это в большинстве случаев вдовы… Мне нужно как-то позаботиться о них. Что станется с ними, если я не вернусь?
— А что даст им твой приезд? — пожав плечами, с сомнением спросил Жэньминь.
Жушуй промолчал. Он и в самом деле не знал, какую пользу принесет его приезд. В голове у него вертелось лишь одно слово «совесть», но и оно оставалось для него туманным. Если бы кто-нибудь разъяснил ему, какой смысл он, Жушуй, вкладывает в это слово, он, вероятно, посмеялся бы над самим собой.
Жэньминь понимал, что дальнейший разговор с Жушуем бесполезен, поэтому сдержался и равнодушно промолвил:
— Я не возражаю. Постарайся уехать поскорее.
Жушуй подумал, что Жэньминь действительно одобряет его решение, но вдруг сам начал колебаться. Сначала ему казалось, что он непременно должен ехать домой, но сейчас он стал думать о том, что ни в коем случае нельзя этого делать. Даже если бы не было Жолань, девушки, которая нравилась ему, разве можно смириться с мыслью о том, что, возвратившись домой, он должен будет жить под одним кровом с нелюбимой женой?
