Избранница герцога - [40]

— Ночью на свежем воздухе ваша музыка звучала так волшебно, что потерять чувство времени совсем не сложно, — заметил Вильерс. — Я говорю не только о вас.

Роланд внимательно глянул на него.

— Я мечтаю переложить на музыку строки Шекспира, — сказал он. — Вот эти, например: «Если музыка питает любовь, играй еще...» Это, случайно, не из «Сна в летнюю ночь»? Вы не помните?

— По-моему, это из «Двенадцатой ночи»,— ответил Вильерс.

— Мне не очень нравятся все эти старомодные пьесы, — сказал Роланд. — От них пахнет антиквариатом.

Он не смотрел на Вильерса, улыбался только Элинор. Она тоже едва сдерживала улыбку. Она была почти уверена, что Роланд видел, как она целовалась с Вильерсом.

— Мы, старики, — с усмешкой сказал Вильерс, — должны ложиться спать в одно время с курами.

— Ах, я думал, что позволил себе ни к чему не относящееся сравнение, — произнес Роланд. — Леди Элинор, позвольте пригласить вас на прогулку по окрестностям завтра.

— Конечно, — согласился Вильерс, примеряя роль доброго дядюшки. — Вам, молодежи, лучше гоняться на лошадях, пока мы, старики, будем жаловаться на свое недомогание.

— Я буду рада увидеться с вами вновь, сэр Роланд, — сказала Элинор, протянув ему руку.

Роланд поцеловал ей руку.

— Итак, до завтра? — спросил он, ловя ее взгляд.

— Не забудьте свою лютню, — напомнил Вильерс.

Роланд кивнул ему, не скрывая раздражения.

Вильерс откинулся в кресле, проявляя полное безразличие к тому, что они остались одни.

— Вы не знаете, что вдруг нашло на Лизетт? — спросил он, как ни в чем не бывало.

Элинор вспомнила, с какой яростью та размахивала лютней.

— Наверное, Роланд сказал ей что-то, что ее задело, — предположила она.

— Я тоже так думаю, — произнес Вильерс. — Думаю, его развязные манеры служат плохим проводником к брачному венцу, гораздо худшим, чем его поцелуи. Впрочем, трудно судить о поцелуях.

— Вы ревнуете? — спросила она, с наслаждением вдыхая теплый ночной воздух.

— Будь я на месте его жены, в первую же неделю затолкал все его помпезные поэмы ему же в глотку, — усмехнулся Вильерс.

Элинор весело рассмеялась:

— Вы поймали его, на плохом знании Шекспира и поэтому он разозлился. Но что, если в один прекрасный день он станет великим? Тогда вам будет стыдно не знать его текстов.

Вильерс наклонился к ней:

— Может, хватит о нем говорить? Вы сказали, что хотите узнать, как он целуется, прежде чем что-то решить. Так вот, для меня поцелуй ничего не значит. Даже если в нем участвует третий невидимый партнер, такой непревзойденный красавец, как ваш Эстли.

— Я думала о нем не больше секунды, — сказала Элинор, чувствуя, что сердце у нее учащенно бьется.

— Почему бы вам, не исправить своей ошибки, обратив внимание на того, кто перед вами? — спросил Вильерс.

О, разумеется, она была к этому готова. Хотя ее практика с Гидеоном закончилась довольно давно. Ее губы скользнули по его губам.

Но он не ответил на поцелуй.

Она проглотила это унижение и прижалась к нему оголенной грудью.

Гидеон всегда закрывал глаза, когда она целовала его. Но Вильерс смотрел на нее скорее с удивлением, чем со страстным желанием.

— Что-то не так? — спросила она.

— Не уверен, что мне этого хочется — поцелуев той, которая постоянно думает об Эстли, — произнес он.

— Ну и прекрасно, — произнесла Элинор, откинувшись в кресле. — Мне уже все равно пора...

— Но я уверен, что мне хочется самому поцеловать вас, — неожиданно заявил он, привлекая ее к себе и беря ее лицо в ладони. Он не желал чувствовать себя соблазненным, он желал быть завоевателем. Он нашел ее губы и впился в них со всем жаром неудовлетворенной страсти.

Теперь Элинор поняла, почему он не встречает у женщин отказа. Дело было не в его деньгах и герцогском титуле.

А в его умении превращаться из блистательного чопорного герцога в первобытного хищника, способного загнать самку до изнеможения.

— Твое имя Зверь? — прошептала она, когда он оторвался от ее губ.

— Нет, Леопольд, — понимающе усмехнулся Вильерс.

— Вы — мой британский лев.

Она снова подставила ему пылающие губы.

— Вы для меня настоящий сюрприз, — признался он после завершения нового поцелуя. Откинув назад волосы, он снова перевязал их лентой.

Он снова был герцог для нее, всевластный и снисходительный. Своей привычке к аккуратности он не изменял даже в такие моменты, ее мать была права. И была права Энн, которая сказала, что Вильерс счел бы себя обесчещенным, если бы она сама бросилась ему на шею. Она протянула руку к бокалу, но ликер показался ей теперь излишне, по-детски, сладким. Микстура от кашля, а не ликер.

— А как поживает наш друг Эстли? — спросил Вильерс. — Он, конечно, снова был с нами? Представляю, как вам было приятно целоваться сразу с двумя герцогами.

— Я была уверена, что выйду за него, — ответила Элинор. — Иначе, я не позволила бы...

— Странно, что Эстли предпочел вам свою томную жену, — заметил Вильерс. — Должно быть, это неспроста.

Его комплимент согрел ее.

— Да, — сказала она. — Всему виной завещание его отца.

— Сочувствую вам, — сказал Вильерс. — Полагаю, вы любили Гидеона сильнее, чем я — Бесс. Она была такой хохотушкой! Я полюбил ее за веселость. Но мне хотелось, чтобы она никому не улыбалась, только мне.