Избранница герцога - [38]

— Кто говорит со смертью? — пропела Лизетт высоким и чистым голосом.

— Не говори со смертью, не говори о ней, — подтянул Роланд тенором.

— Что делать смерти в этом радостном доме? — пропели они хором.

Элинор отпила еще немного ликера и откинулась в кресле. Звезды в небе сияли, как серебряные пуговицы на сюртуке денди.

— Как прекрасен небесный свод! — произнесла она, глядя на Вильерса.

— Жемчужины, истолченные в звездную пыль, — усмехнулся он, поглядывая на Лизетт.

Элинор рассмеялась, глядя ему в лицо.

— Отпусти смерть, — пропела Лизетт, — пусть бредет далеко... — Голос ее оборвался после недовольного жеста Роланда.

— Ты снова сфальшивила, слушай! — Он пропел припев дважды.

— Вы так прекрасны сегодня, — обратился Вильерс к Элинор.

— Я? — удивилась она, но тут вспомнила, как ее приукрасила Энни свое отражение в зеркале.

— Этот поэт во время ужина все время смотрел на вас, умирая от страсти.

Сам Вильерс холодно смотрел на нее через стол. Она не предполагала, что он заметил обожание Роланда. Возможно, он решил, что она может отменить их обручение ради Роланда? Она мечтала о том, кто никогда не предаст их страсть и не оставит ее одну. Вильерс далеко не однолюб, Рональд намного романтичнее его.

— Я бы хотела узнать вкус поцелуя Роланда, прежде чем встать под венец с вами, — вдруг произнесла она.

— Неужели вы полагаете, что один поцелуй может решить все? — усмехнулся Вильерс. Одна его черная прядь выбилась из-под ленты и упала ему на скулу. В лице его не было ничего поэтического. Это было жесткое лицо с мужскими скулами. Лицо властелина, издающего декреты для своих подданных и привыкшего к женской покорности.

Роланд и Лизетт возобновили пение, на этот раз какой-то любовный романс.

— Я сделаю принца моим рабом теперь, — запели они вместе. Он был господином моим уже целую луну.

— Почему бы просто не спеть «он весь месяц подряд меня имел, как хотел», — предложил Вильерс, садясь рядом с ней.

Она нахмурилась.

— Надену на палец кольцо ему и в свой дом приведу, как коня в поводу, — пропела Лизетт.

А Роланд подтянул:

— Гиацинтами украшу его, пьяным медом его опою.

Элинор снова запрокинула голову, любуясь звездными гиацинтами. Вильерс как-то очень интимно придвинулся к ней, и она ощутила влечение к нему. Она повернулась к нему и слегка приоткрыла губы.

— Вы примерили роль соблазнительной сирены? — спросил он. — Хотите увлечь меня?

— Всего на одну луну, — протяжно произнесла она.

— Это для меня приятный сюрприз, — произнес он, наклонившись ближе.

На его губах был вкус анисового ликера, как и у нее, и у них был еще какой-то пряный мускусный вкус, как ей показалось. Она замерла, придвигая свое лицо и предлагая полураскрытые губы, вспоминая Гидеона и то, каким сладким может быть поцелуй.

Вильерс уверенно принял ее дар. Он впился в ее рот своими губами, жадно обхватив ее лицо обеими ладонями.

Сквозь туман в голове она понимала, как отличен этот поцелуй от ее поцелуев с Гидеоном. Как же давно это было! Они были такими юными и неумелыми тогда. Гидеон провалился с первым поцелуем. Она засмеялась, и он послушно извинился. Очень скоро выяснилось, что она намного способнее к поцелуям. Он хотел прикасаться к ней, ласкать, хотел все сразу. А она была пока готова только к поцелуям.

— В чем дело? — вдруг услышала она резкий голос.

— Что вы имеете в виду?

— Где вы витаете? Я, кажется, целую вас, — сказал Вильерс.

Она виновато улыбнулась. В скудном свете, лившемся из дома, его глаза казались совсем черными. Тень от густых ресниц падала на его скулы.

— Кажется, я о чем-то задумалась, — призналась она.

После натянутой паузы он рассмеялся:

— Вы и Тобиас. Только перед вами обоими я испытываю это странное чувство, крупицу непонятного мне унижения.

— Вряд ли вы на это способны, — заявила она.

Он прищурился:

— Вы думали об Эстли, признайтесь.

Она ощутила изумление в первый момент и, казалось, не вполне отдавала себе отчет в том, что он говорит, находясь под влиянием спиртного.

— Прошу прощения, если я задела ваше самолюбие, — произнесла она. — Это был превосходный поцелуй.

— Вам понравилось? — недоверчиво переспросил Вильерс, привыкший к мгновенным победам и слегка разочарованный ее равнодушным видом.

— На ваших губах остался вкус аниса, — сказала она, выпрямляясь в своем кресле. — Я люблю этот вкус. Доводилось ли вам когда-нибудь в детстве рыскать в полях в поисках корня лакрицы?

— Нет.

Она кивнула, словно ждала именно этого ответа. Он был, затянут в бархат лет с пяти или даже с четырех. Кто позволит наследному герцогу сбегать из дома и бродить где попало?

— Вы снова мечтаете о своем Эстли? — спросил он.

Она снова глотнула ликера, еще больше разгорячившего ее кровь и рвущиеся к поцелуям губы. Возбуждение усиливалось. Перед ней был второй мужчина в ее жизни, с которым она целовалась. И это ей нравилось. Может быть, была права ее мать, называя ее вертихвосткой?

— Признаться, я думала о нем, — ответила она.

— Он красив, мечта любой девушки, — заметил он небрежно.

— Нет, он — моя мечта, а не другой леди, — сказала Элинор.

Лизетт и Роланд, заспорив о тональности, перестали петь.

— После смерти отца, — продолжила Элинор, — он, можно сказать, переселился в наш дом, играл с моим братом, приезжал к нам на каникулы...