Из золотых полей - [10]

Чесс повернула к нему голову. Ее лицо показалось Нэйту еще бледнее прежнего. Глаза тоже были бледного цвета. Они были светло-серые и казались еще светлее из-за темных кругов, которыми были обведены. Нэйт никогда еще не видел таких абсолютно серых глаз, хотя и слышал, что такие бывают. Он были ясные, прозрачные, глядеть в них было — все равно что глядеть через слой воды. Но прочесть в них Нэйт не смог ничего. Он не представлял, о чем думает эта бледная молчаливая женщина.

— Что именно вы хотите знать? — спросила она.

Она-таки заговорила! Это было уже кое-что. Нэйт пригнул голову и спросил доверительным тоном:

— Это правда, что старый Стэндиш такой умник, что второго такого поискать? Я слыхал, будто из пучка проволоки и нескольких колес он может легко смастерить лебедку, которая будет чуть ли не сама вытягивать ведро из колодца. Или часы, которые можно будет заводить всего раз в году. Или такое устройство, которое будет лущить горох, или рвать горох, или сажать горох, или… или даже стряпать из этого гороха!

От волнения он говорил все громче и громче, щеки его раскраснелись. Он с силой хлопнул одной ручищей о другую. Чесс была ошеломлена его поведением, но он этого не заметил.

— Некоторые уверяют, что этот старикан может решить вообще любую задачку, какую бы ему ни подкинули. Вот это да! Говорят, он может изобрести все, на любой вопрос даст ответ с помощью колес, барабанов и веревок. Никто не знает и половины того, что он понаделал, да что там половины, никто не знает и одной сотой доли! Говорят, он что-то вроде волшебника. Это правда?

Лицо Нэйта осветилось надеждой, сильные руки сами собой сцепились вместе.

Чесс чувствовала ту энергию, которая клокотала в нем, и ту силу, которая держала эту энергию в узде. Она посмотрела на его руки и быстро отвела взгляд.

— Он изобретатель, это верно, — сказала она, — но он не волшебник. Он потратил два года, пытаясь построить машину, которая вызывала бы дождь, а что из этого вышло, вы видите сами. Надо полагать, это несколько охладит ваш пыл.

Но Нэйт только с жаром затряс головой.

— Вы не понимаете! — он почти кричал. — За одну попытку ничего и не может получиться, а чтоб получалось каждый раз — так тоже не бывает. Но если у тебя все-таки получилось два или три раза — да что там, даже один раз! — все, ты уже прожил свою жизнь не зря! Создать нечто такое, чего до тебя никто не создавал, придумать что-то, чего до тебя никто не придумал — это… это… — Он запнулся, не зная, как выразить свои чувства.

Чесс позабыла все свое раздражение. Любопытство оказалось сильнее.

— А что вы пытаетесь изобрести, мистер Ричардсон?

— Нет, я не изобретатель, — ответил он. — Я могу сделать, но не придумать. Но мне бы хотелось… Ох, нет, ничего. В общем, мне надо потолковать с этим стариком Стэндишем об одной машине, о которой я слыхал. Как вы считаете, он захочет со мной поговорить? Я знаю, этот старикан совсем спятил, так все говорят. Собственно, все его семейство со странностями, ну да вы об этом, наверное, к сами знаете. Ведь вы наверняка со всеми с ними знакомы.

Чесс кивнула.

— А теперь держитесь покрепче, — сказала она. — До хлева рукой подать, и как только этот мул его почует, так у него сразу откуда только возьмется прыть.

Нэйт успел ухватиться за борт повозки как раз вовремя.

— Спасибо, что предупредили, — сказал он со смехом, когда мул домчал их наконец до скотного двора. — Можно, я помоюсь под насосом до того, как пойду говорить со стариком? Мыло у меня с собой.

— Насос там, — сказала Чесс и показала рукой.

Распрягая и обтирая мула, она украдкой поглядывала поверх его спины. Когда Нэйт стащил с себя рубашку, бросил ее на землю и принялся энергично работать насосом, качая воду, у нее перехватило дыхание. Он нагнулся вперед и подставил голову под тяжелую струю воды. Кожа на его спине казалась поразительно белой по сравнению с загорелым лицом и такими же загорелыми предплечьями. Она блестела под струями воды, как мокрый шелк, а от вида стекающей по ней мыльной пены у Чесс вдруг заныли пальцы. Она сорвала с рук перчатки. Что это, что с нею творится? Ей хотелось дотронуться до этой широкой спины, ощутить под своими ладонями движение этих мышц. Хотелось еще раз вдохнуть его мужской запах, пока он его еще не смыл, хотелось почувствовать во рту вкус мыльной пены на его коже… Это было дурно, неправильно, и она была шокирована до глубины души.

«Тебе должно быть стыдно, — сказала она себе. — Не смотри на него и выбрось из головы такие мысли». Но она не могла отвести от него глаз. Чесс еще ни разу в жизни не приходилось видеть обнаженную мужскую спину. Она никогда не чувствовала искушения связать свои интимные фантазии с каким-то реальным человеком. Ей было тридцать, но ее ни разу никто не обнял, не поцеловал, и об отношениях между мужчинами и женщинами она знала лишь то, что могла прочесть в книгах. Она была совсем не готова к тем желаниям, которые так тревожили и озадачивали ее теперь. Ни Дюма, ни Вальтер Скотт ни о чем таком не писали.

Она почувствовала головокружение, когда Нэйт Ричардсон выпрямился, повернулся к ней и она увидела мокрые, блестящие спутанные волосы у него на груди. Она отвернулась.