Из восьми книг - [7]

В крыльях памяти, в перьях напева, —

Скрипы лестницы летней

В стеклах полдня мечтали продлиться,

Но стемнело безмолвно, без гнева.

И последние ноты

Втянет воздух ночной и холодный

В забытье прорастаний посмертных. —

Только в сердце у Лета

Раздвигается город бесплотный

Торжеством вакханалий несметных...

1980

О Лао-цзы, мой друг любимый,

Сказавший правду столь давно:

«Лишь хрупкое – неколебимо,

Все прочное – обречено!»

Весь океан со звездной башни,

Наверно, не крупней слезы,

Но мы – внизу, нам очень страшно...

Хоть слово крикни, Лао-цзы!

1980

СМЕРТЬ НА УЛИЦЕ

Не хватило дыханья, и к двери пришлось прислониться,

И блуждала душа по окрестным проулкам, пока

Ей в любви признавался надменный атлант белолицый,

Что поддерживал своды предсмертного особняка.

И последней листвой тополя призывали – остаться,

Но в эфир потянуло, в густой, симфонический мрак,

Где в дурном разногласье клокочущих радиостанций

Песню детства тянул, опоздав на полвека, «Маяк»...

1980

МОСКВА – КИТЕЖ

Только пастбище белого стада

Душ пугливых и кратких в пути:

От разлада до снежного сада —

Город полуприкрытого взгляда

Из-под озера сна, взаперти.

Так и вспомнятся строгие стены,

Оплетенные клейкой травой,

Эти площади – выплески пены,

Растворяющие постепенно

В цепкой поросли выговор свой.

Здесь мы бегали в детстве когда-то,

Водной гибели не осознав,

По путям Грановитой палаты,

По годам, по Стране-Без-Возврата,

Сжатой желтым узорочьем трав...

1980

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Был вечер – нестройного лета итог.

Кончал мотылек свой последний виток

Над лугом. И в лиственный ворох,

Как звуки, вплетались обрывки цветов,

И сохли кусты разговоров,

Говоренных в долгие светлые дни,

Когда во вселенной – куда ни взгляни —

Слетаются эльфы на танцы,

Склоняется небо к аббатству

Клюни Без долгих дождливых нотаций...

Но длился исход доброты и тепла,

И Божья рука не сквозь море вела,

Не к обетованным нагорьям,

А к собственным душам, сожженным дотла

Грехом первородства и горем,

К осеннему ропоту, к снам наяву.

Ты видишь – забыв о земле, я плыву

По хмурому морю избранья,

Склоняя недожитой жизни главу

На иволги голос ранний.

Ты знаешь, конец мой не будет жесток,

Поскольку багровый склонился цветок

Над пропастью памяти...

Где-то Ведет Моисей племена на Восток,

И длится палящее лето...

1980

УЧИТЕЛЯ

Принимались учить нас,

Исходя из готических мер,

Шельмовали античность,

Эпикура – распутства пример,

С нами в прятки играли,

Заставляли глаза закрывать

В разожженные дали:

За словами вставал Бухенвальд —

Лес безлистого бука,

Незабытых, надмирных обид.

Кровью тени аукай —

Лишь на кровь отзовется Аид.

Вот по кровлям, по доскам

Гулкий шепот, ветвясь, поскакал —

Это Моцарт с Чайковским

В нашу честь пьют последний бокал.

Вот он пуст и расколот —

Удлиненной глазницы хрусталь.

Нары светятся. Город

Вознесенных число наверстал.

...Продолжали учить нас,

Исходя из аттических мер,

Трактовали античность,

Эпикура – бессмертья пример...

1980

IV ИЗ КНИГИ «ПРИТЯЖЕНИЕ» (1981–1983 гг.)

ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ

Сей храм строился coрок шесть лет...

Иоан. 2, 20

Храм строился. Раскатный купол

Тревоги века покрывал,

И небосвод его ощупал,

И с первых слов своим назвал.

Но сорок лет, по слову Божью,

Он рос и украшался.

Мир Москвы листался у подножья:

Разносчик страхов семенил

У стен агентства страхового,

И годы падали с лотка.

Обрывки сна порохового

Пыталась досмотреть река,

От шума увернувшись.

Смутно Во сне дрожали мятежи.

А город рос ежеминутно,

И Время ножницы-ножи

Точило, колесо вращая

С печальным скрежетом.

Над ним Любимый с детства запах чая

Глушил густой фабричный дым.

И вровень с дымом, всем доволен,

На тьму мелькающих имен

Глядел с одной из колоколен

Мальчишка перед Судным Днем...

1981

* * *

Быть всеми, всюду и всегда,

Лишь исчезать и длиться,

Как проливается вода

И как мелькает птица,

Как чертит дым тугим кольцом

Сгоревшие поленья,

Как повторяется лицо

В десятом поколенье.

Быть всеми, всюду и всегда,

Лишь длиться, исчезая,

Не оставляя ни следа

У мира в белом зале,

В огромных зеркалах шести

Вселенских измерений...

Но нет – черемухой цвести,

Как в Третий День творенья!..

1981

ВОПРОШАЮ НОЧЬ

Из кухни пахнет смертью. Я встаю,

К стеклу тянусь: напрасные усилья!

Все поколенье в августе скосили

На корм кометам. Все уже в раю.

Я задыхаюсь – пойманный, последний

И пробуждаюсь. В мире хорошо

И холодно. Почти проходит шок.

Но все же тянет смертью из передней.

В окне Луна огромна, как в Египте,

Бежим поспешно, кони по пятам...

Но нет – не спать, не оставаться там...

А тянет в сон. Из дома надо выйти,

А лестница – неверная жена —

Петляет, предает, уходит влево —

В приливы допотопного напева.

Не ночь, а пепел. Площадь сожжена,

И я один – живой. Но нет, похоже —

Не я, а мальчик сверху, мой сосед.

Он – полустертых слушатель кассет

По вечерам – до этой ночи дожил

Один. Над ним – Медведица Большая,

И он идет с бродяжного сумой

Умолкших песен... Все же голос – мой.

Я спящую эпоху вопрошаю

О дне, когда созреют семена,

Посеянные Богом. Но дойдет ли

До звезд недвижных мой подвижный оклик?

И есть ли звездам дело до меня?...

1981

ЛИВЕНЬ

Жаворонков желтый крик

Жмется к выжженной земле,

Надевает Небосвод

Черный грозовой парик,

По вопящей мгле полей

Скачет капель хоровод —

Это танец духов злобных,

Корневых, огнеподобных,