Из Венеции: дневник временно местного - [28]

А потом вдруг венецианцы взялась за ум — поздно, с опозданием — и тут же создали все самое лучшее, но опять-таки всё своё, без оглядки на соседей. Скорее уж у фламандцев учились.

Венецианской романики, строго говоря, тоже нет, не только потому, что много чего перестроили, а потому, что ее там не было. Только вариации на греческие темы.

Самое главное. Дух этой водоплавающей жизни, воплощенный в городской среде, никак не пересекается с Террафермой.

В общем, чтобы понять Венецию, надо уехать из Венеции.

Теперь куда ехать? Я, с пылкостью неофита, предлагаю Тревизо.

Почему?

Предположим, у вас один день. Вы хотите посмотреть как можно больше. Значит, следует потратить как можно меньше времени на дорогу.

Что у вас под рукой? Падуя, Виченца, Тревизо. Во все три города дорога на поезде занимает тридцать-сорок минут и стоит недорого. До Вероны уже полтора часа. А еще поезда ждать — уйдет все четыре.

Дальше выбор прост. Виченца — прекрасно, но сплошной Палладио. Лично у меня с Палладио сложные отношения по причине дома культуры «Красный Октябрь» и родной английской 183-й школы на Кирочной. Но, допустим, вы не ощущаете коринфский ордер как личную травму, все равно Виченца — это «театр одного актера», а на Палладио можно и в Венеции полюбоваться.

Падуя ставит перед однодневным путешественником неразрешимую дилемму: город или музеи? А у путешественника — один день и хочется всё сразу. Кроме того, Падуя — просто большой город. Пешком убегаешься.

Остается Тревизо. Это тоже большой город, точнее, был большим в XIII веке, то есть теперь в самый раз. В пределах городских стен — от центра полчаса в любой конец. Стены, кстати, полностью сохранились. Соборы и музеи (их два) прекрасны, но обозримы. Сам же город точно нашел пропорцию между репрезентативностью (тут все города такие) и своеобразием.

И, кроме всего прочего, вы будете единственным туристом в Тревизо, если приедете туда один. Приедете вдвоем — и количество туристов удвоится.

При этом роскошная туристическая инфраструктура. Вся информация дублируется на английском языке. Около каждого памятника двуязычная подробная табличка. Везде указатели. Не успеваешь войти в город, на

Биржевой площади видишь бюро информации. В нем две девицы — одна вручает подробную карту Тревизо с толковой легендой, а другая объясняет, «что где» и когда у этого «что» часы работы.

Зачем две девицы, когда и одной делать нечего?

М. С. Альтман рассказывал мне, что однажды спросил у ребе в хедере:

— Ребе, у нас в Улле есть почта. На ней два чиновника. Один раз в год получает письмо и вручает его адресату, другой раз в год отправляет письмо. Не довольно было бы и одного?

Ребе ответил так:

— Мойшеле, как у Царя Небесного на всякое дело есть свой ангел, так и у царя земного. Так мы постигаем замысел Творца о мироздании.

Я же говорю: Тревизо — рай земной.

Томмазо да Модена

Что важней: очки или член?

Этот вопрос заключает в себе еще один, на который я не знаю ответа: откуда берутся рейтинги и репутации?

Историки искусства при упоминании второстепенного художника Томмазо да Модена (около 1325–1379) радостно сообщают, что он нарисовал человека в очках. И всё! Самое раннее изображение очков, позволяющее датировать это немаловажное изобретение. Появление члена как нужной детали человеческого организма, в отличие от очков, датировке не поддается, видимо, поэтому его изображение на картине Томмазо да Модена никого не интересует.

Наберите в Яндексе «Томмазо да Модена», посмотрите картинки: каждая вторая будет «монах в очках». Еще одна, часто повторяемая, портрет святого Альберта Великого.

На самом деле и очкарик, и святой Альберт — часть цикла: сорок знаменитых доминиканцев на фризе зала капитулярия монастыря Сан Николо в Тревизо.

Если будете в Тревизо, то до гигантской раннеготической (в сущности, почти романской) церкви Сан Николо доберетесь, никуда не денетесь (она рядом с вокзалом)…

{Далее, как в школьной алгебре, использую квадратные и фигурные скобки, чтобы упаковать ветвящуюся память.

Как мне хочется рассказать о церкви Сан Николо — о ее пустынных, просторных и светлых пространствах; о варварски великолепном гиганте — святом Христофоре: голова достает до свода, у ног (каждый палец с меня ростом) резвятся акулы, угри и осетры [первые очки — это почему-то интересно, а то, что в прозрачные струи здешних рек (первое, что приходит в голову при мысли о Тревизо, — тугая зеленая вода, которая с веселым шумом крутит водяные колеса и моет меланхолические косы плакучих ив) заходили на нерест осетры — нет]; о фресках Томмазо да Модена вокруг одной из огромных колонн и фресках последователей Джотто — вокруг другой, так что у непредвзятого или неподготовленного (иногда это одно и то же) человека не остается сомнений в том, кто круче; о восхитительной картине Лоренцо Лотто (его так немного в венецианских церквях) в одном из боковых алтарей. Но нет, мне нельзя отвлекаться. Я должен закончить притчу о члене и очках.

Скобки закрываются.}

а до зала заседаний капитула монастыря, которому принадлежала эта церковь, возможно, нет. Я добрался только во второй свой приезд в Тревизо.