Из Венеции: дневник временно местного - [26]

* * *

Как бы то ни было, в кабачке на Конной улице мне налили лучший в мире спритц с местным белым.

А потом я свалял дурака. Я попросил четыре осьминога. Трактирщица посмотрела на меня теплым снисходительным взглядом и быстро сказала: «Они у нас большие. Может быть, лучше два».

Вот как это она поняла, что немолодой папаша решил побаловать перед отъездом дочь-студентку. И денег у него лишних нет, и четыре осьминога им на двоих — не нужно. А как же интересы заведения? А вот так.

Спритц: лимон — лед — белое — кампари — газировка из специального шланга. И все это экономными движениями дирижера. Потом — на кухню, что-то там совершать с осьминогами.

Мы тем временем пытались отыскать себе место — кабачок-то забит. Сначала Соня ткнулась не в тот зал. (Задняя комната, но там уже другой ресторанчик.) Тут какая-то пара попыталась сесть на единственные свободные места на краю длинного стола.

«Занято», — сказала трактирщица, ставя две тарелки и два комплекта приборов. Мы уже сделали заказ, и у нас был приоритет.

Мы сели. И через минуту она принесла двух лиловых осьминогов, лежащих на белоснежном ложе из манной каши.

Осьминоги были теплые, манная каша — холодная, идеально пресная, без соли и сахара.

Прометеева полевка — это эндемик альпийских лугов Западного Кавказа. Prometheomys, то есть Прометеева мышь, или, если угодно, муза.

Я очень люблю животных, особенно редких и с красивыми названиями.

Когда мне было одиннадцать лет, родители взяли меня в трехдневный пеший поход от Красной Поляны до Авадхары (это в Абхазии над Рицей).

К вопросу о памяти. Впечатления были такими яркими, что через одиннадцать лет я без карты прошел тот же маршрут. Это было свадебное путешествие. И ни минуты не было сомнений в том, что не заблужусь. (Так же я сейчас хожу по Венеции.)

На вторую ночевку мы встали на озере Кардывач, из которого вытекает Мзымта, вместе с подошедшей большой туристской группой. Зачем это понадобилось папе с мамой — не знаю. Может быть, просто компания была веселая. Меня, как всегда, горы, цветы и звери интересовали больше, чем незнакомые взрослые.

Как красиво озеро Кардывач! На берегу цветут люпины всех цветов и растет белый шиповник. А с перевала — это клякса черных чернил среди черных пихтовых лесов.

(Именно там, на перевале, мне повезло еще раз, и я увидел красную кавказскую гадюку.)

Большая группа сварила большой котел манной каши и не доела ее с вечера. Рано утром, собираясь на перевал, заторопились, а потому всем — и нам — раздали по миске вчерашней холодной манной каши.

На дне котла лежала Прометеева полевка. Ночью утонула, бедняга.

Нельзя сказать, как я обрадовался. Я, понятно, и не надеялся вот так, спокойно, вблизи, разглядеть этого подземного жителя с таким красивым названием.

С тех пор манная каша вызывает у меня самые положительные ассоциации. Не говоря о том, что это вкусно.

* * *

Осьминоги с пресной, идеально нейтральной манной кашей, подчеркивающей вкус моря. Теплая южная ночь. Романтическое освещение, размещающее цвета в диапазоне от темно-оранжевого к темно-коричневому. Спритц-кампари.

Осьминоги с манной кашей.

Дорога на Падую

Нечестно строить замок на фоне утесов. Полдела за тебя сделала мать-природа. Тусклые болотистые равнины — чистый лист ноздреватой, рыхлой бумаги — вот это уже fair play.

Ближайшие окрестности Венеции исключительно скудоумны: сырая плоскость, заросшая ольхой с прибавлением ежевики и плюща. Вылитая Колхида. Попытки дренирования этой тоски приводят к появлению многочисленных канав, которые немедленно зарастают тростником.

Вот тут-то, где был приют убогого венета, и надобно строить Павловски и Царские сёла, дабы доказать, что гению человеческому все под силу.

Если ехать в Падую на поезде — то это полчаса. Но я поехал на автобусе, который идет полтора. В этом был расчет — и нельзя не похвастаться — расчет оправдался.

Шоссе почти до самой Падуи извивается вдоль канала и вместе с каналом. Пространство между берегом лагуны и Падуей — это венецианская Ингерманландия, территория, пригодная не столько для сельского хозяйства, сколько для барских за-тей. Выехав из дома на гребной галере, переплыв лагуну, барин так и плыл до самой дачи, то есть виллы. Затем и стоят виллы вдоль канала. И к нему же мостятся маленькие городки. (Деревень в нашем смысле слова тут как бы и нет.) Шоссе, натурально, нанизывает на себя эти городки один за другим, вот и идет неразлучно с каналом.

Увы, стальной конь пришел на смену гондоле. Шоссе заменило канал, по которому теперь редко-редко проползет экскурсионный речной трамвайчик, а так даже моторок не видно.

Одна вилла сменяет собой другую, так что этот канал — что-то вроде Старопетергофской дороги.

Все виллы прекрасны, и почти все — заброшены. Время непристойно провалило носы мраморным рококошным богам на столбах ворот. Оспа кислотных дождей изрыла известняк.

Самые красивые и строгие, как учителя латыни, те виллы, что построил Палладио. Их видно сразу. Но большинство — галантный восемнадцатый век. И какие же они огромные, эти дворцы! Варшавские ли Лазенки, наша ли Знаменка — эти не меньше. (А размер для дворца — эстетическая характеристика.) И так усадьба за усадьбой, дворец за дворцом.