Из сборника «Рассказы о путешествиях» - [36]

В порядке подготовки путешествия я воссоздал из завалов памяти список друзей моих прежних лет, а моя семья, со своей стороны, зубрила ничего не значащую, милую, вежливую фразу "lgiszives krlekalsan", что у цивилизованных народов означает "пожалуйста". Таким образом, мы были полностью мобилизованы.

Едва мы пересекли за Веной венгерскую границу, как с нами произошел незабываемый случай: пока я менял свои дойч-марки на форинты по официальному курсу 11,6, кассирша спросила меня, впервые ли я посещаю их страну. И когда я доверительно сообщил ей — разумеется на ее и моем родном языке, — что я уже 31 год не имел возможности посетить Венгрию, эта нееврейская красотка[23] сказала мне такое, чего мне с юных лет не приходилось слышать:

— У вас, — сказала эта симпатичная кассирша, — превосходное произношение!

Так что ничего удивительного, что в Будапешт я прибыл в самом лучшем расположении духа. Но когда мы вышли в город, в котором прошла первая половина моей жизни и который я уже вообще не помнил, моя восточная семья и я с ней испытали первый шок: мы обнаружили, что венгерская столица до такой степени забита частными автомобилями, что на ее улицах постоянно царят пробки. Очень скоро выяснилось, что каждый третий венгр владеет легковой машиной и каждый второй венгр стоит в очереди еще на три. По правде сказать, мы были несколько обижены: это не соответствовало правилам игры. На Западе каждый ребенок знает, что в странах народной демократии царит жуткая бедность. Это же, по крайней мере, должно соответственно выглядеть!

— И это коммунисты? — пренебрежительно спрашивала самая лучшая из всех жен. — Это же нувориши[24]!

Да и великолепный отель "Хилтон" был воздвигнут посреди прекрасного старинного квартала Будапешта. Когда мы вылезли из такси у подъезда этого суперамериканского отеля, к нам подрулил какой-то небритый тип и утробно спросил, не хотели бы мы продать какую-нибудь иностранную валюту, по ценам черного рынка, разумеется.

— Знаете что, милостивый государь, — храбро ответил я ему, — я боюсь.

Водитель такси внес ясность:

— То, что этот человек делает — сущее безумие, — сказал водитель. — Ведь если здесь кого поймают с нелегально заработанной валютой, то посадят за решетку на пять лет…

— Закон есть закон, — подтвердил я и спросил: — Сколько мы вам должны за поездку?

— Шестьдесят форинтов, — ответил водитель такси. — Но если вы заплатите валютой, я пересчитаю вам цену по фантастическому курсу 21 форинт за марку…

Я отверг его опасное предложение, равно как и дородного носильщика из отеля, который, волоча мой чемодан, бросал на меня в лифте пылкие взгляды:

— Уважаемый, не могли бы вы мне — по рассеянности, конечно — дать чаевые в валюте?..

Спустя какие-то два дня мне стала совершенно ясной эта новая социалистическая реальность.

Мой любимый молодой племянник Лазик сделал мне обстоятельный доклад, после которого мы прямо в фойе отеля бросились друг другу на шею. Наша встреча была трогательной, поскольку мы, мой любимый племянник и я, не виделись целых 45 лет, которые трудно было вынести. И сейчас мы разревелись, как дети.

Поначалу я было подумал, что Лазик опоздал, поскольку я почти четверть часа бегал взад и вперед по пустому холлу отеля, не находя его. Наконец, я уставился на одного пожилого господина, который носился по этажу, и спросил его, не видел ли он тут одного юного джентльмена. И тут только мы установили, что это и есть старый господин Лазик собственной персоной.

"Б-же, как он постарел!" — услышал я свой внутренний голос. — Это же ужасно! Но почему, черт побери, он меня не узнал, ну, почему?"

— Я думал, что ты больше и светлее, — бормотал Лазик, — но сейчас вижу, что только уши твои совсем не изменились…

Довольно скоро мой юный племянник сдружился со всей моей семьей и, кроме того, частенько беседовал до позднего вечера с моими детьми, показывая им забавные фокусы: мы клали ему в руку монеты в несколько дойч-марок, и они тут же с молниеносной быстротой исчезали в его проворных пальцах, как будто ему ничего и не давали. Наше удивление возросло еще больше, когда мы узнали, что большинство моих дальних родственников и близких друзей в последнее время тоже специализируются на подобных колдовских хобби… Причины этого явления были политическими: в Венгрии царила, что называется, очень народная демократия, однако, с гораздо большим чувством юмора и с большей свободой, чем следовало ожидать.

К великому разочарованию граждан свободного мира, средний венгр вообще не был несчастным созданием, достойным сожаления. Может быть, это объяснялось тем, что ныне каждый из них мог запросто обратиться в венгерское правительство на предмет того, что хотел бы посетить Париж или Новую Зеландию, и — о чудо! — он получал без проблем разрешение на двухмесячную поездку за границу. Я вас спрашиваю: это и есть железный занавес? Товарищ Сталин, узнай он о такой распущенности, перевернулся бы в своей могиле — разумеется, не в Кремлевской стене.

В Венгрии были ограничения на поездки совсем иного рода, чему вы, уважаемый/ая читатель/ница будете удивлены. Проблема называлась: валюта! Ибо министерство финансов в Будапеште разрешало вывозить стремящимся на Запад гражданам лишь несколько сотен долларов, да и то раз в три года. Короткое, трехдневное путешествие за рубеж разрешалось ежегодно совершать лишь с пригоршней долларов, а трехчасовое пребывание по ту сторону границы было, соответственно, возможно ежемесячно. А тот, кто хотел пересечь государственную границу совсем ненадолго, скажем, пробежаться трусцой до австрийской таможни и вернуться, тот мог делать это почти каждую неделю. Главная проблема была в валюте, да, именно в валюте.