Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [48]

«Ну, что же правильно», — одобрила я. — Пора уже действительно подумать о семье». Но почему не удалась с любимой женщиной? Ведь только год тому назад в одном из писем Сергей писал: «У нас с Ниной всё отлично, знаешь, мама, всё-таки она у меня очень и очень хорошая, и я её страстно люблю».

«Неужели Нина так и не смогла простить Сергею его случайной связи с другой? Нет, я должна съездить в Мурманск и всё самой разузнать» — решила я.

А Сергею написала:

«Не я ли была против твоего решения работать во флоте, не я ли тебе говорила, что погоня за большими делами портит человека, не я ли писала тебе потом, когда ты женился, что любовь надо беречь и пуще любви беречь доверие друг к другу. Ты ничего не хотел слушать. Больше я ничего не буду тебе советовать, только приведу слова В. И. Ленина, сказанные им в беседе с Кларой Цеткин».

И я привела в этом письме следующие слова, попросив их крепко запомнить:

«Несдержанность в половой жизни — буржуазна: она признак разложения. Пролетариат — восходящий класс. Он не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его и возбуждало. Ему не нужно ни опьянения половой несдержанности, ни опьянения алкоголем».

И ещё приписала:

«Ты не хотел принимать моих слов, может быть, Ленинские слова подойдут для тебя».

Через неделю после Сережиного письма пришло наконец-то письмо и от Нины. Мы дружно все бросились к нему: и отец, и я, и Вова, и Толя с Сашей, приехавшие на каникулы. Всем не терпелось скорее узнать, что она в нём написала. Я начала, читать. Боже! Что она пишет! Всё задрожало внутри от волнения. Строчки кинжалом резали душу. «Сережа заразился триппером, Мы вместе ходили в больницу», — сообщала она. Писала, что Сергей пьёт, скандалит, заставляет её жить с ним, грозит что он её убьёт и себя тоже, если она не согласится. «Но я всё равно с ним жить не буду. Мне надоели его бабы. Пусть лучше убьёт», — писала Нина.

«Заразился триппером». Ещё этого не хватало! Ох, горе-то какое! Позор-то какой на нашу голову! — билось в голове. — «Пьёт, скандалит». Да что же это такое? Я заплакала.

— Ведь он гибнет, гибнет, что делать? Как спасти его? «Люблю, люблю», вот тебе и люблю.

— Да ведь любовь — это, прежде всего верность, — сквозь слёзы говорила я притихшим сыновьям. Хотелось, чтобы они очень крепко запомнили последние слова.

— Запомните это, мальчики, и хоть вы то не повторяйте ошибки Сергея.

«Что делать? Что делать? Как спасти его?» — мучилась я.

Так прошло несколько дней.

— Если ты за каждого будешь так переживать, от тебя скоро ничего не останется, — пытался успокоить муж. — Они что-то там делают, а ты отвечать будешь? Что он маленький, что ли?

Его слова сразу вызвали резкий протест.

— Да, отвечать! Это мы виноваты, что не сумели воспитать в нём моральную чистоту, не привили отрицательного отношения к пьянству. И ты тут больше всего виноват! — бросила я в ответ.

— Я, я. Я во всём виноват, по-твоему. Да что я учил, что ли этому! — разозлился муж.

— Не учил, но и ничего не сделал, чтобы не было этого. Как ты не можешь понять, что всё, что есть в наших детях хорошего ли, плохого ли — это всё, прежде всего от нас. Мы отвечаем за наших детей до самого конца жизни. Мы виноваты, что Сергей сейчас гибнет.

И я снова заплакала.

— Ты лучше поезжай-ка туда сама. Всё и узнаешь. Может, и нет совсем того, о чём пишет Нина. Не особенно-то я ей верю.

Мой отъезд был решён окончательно.

Но неожиданно пришла телеграмма от моего брата, что он едет к нам. Пришлось поездку в Мурманск отложить: брат не был у нас около 4-х лет. Серёже написала, что получила письмо от Нины и что очень встревожена. «Ох, Сергей, может получиться так, что у тебя вообще не будет никогда семьи», — писала я. Просила сообщить честно всё подробно о себе, не скрывая ничего.

Очень быстро, всем на удивленье пришел ответ. Сам вызывал к себе.

«Приезжай обязательно и без всяких отговорок. Ты же хотела приехать», — просил сын. — «В письме всё не напишешь».

«Раз просит приехать, значит не так уж и страшно обстоит дело. Может действительно и Нина пишет неправду», — успокаивала я себя.

В Мурманске встретил Сергей, встретил радостно, приветливо. Передо мной был прежний, добрый и ласковый, мой сын Сергей. Отвёл на квартиру. После первых же обычных при встрече слов и вопросов я заговорила о том главном, ради чего приехала к сыну.

— Серёжа, не верю я, что у тебя гастрит был. Ведь ты погибнуть так можешь, — заплакала я.

Не одну физическую, но прежде всего моральную гибель имела я в виду, а для меня она была страшнее физической.

— Ну, мама, перестань, ну чего я погибну? — успокаивал сын, прижав меня к себе, как маленькую. — А у меня невеста есть, неожиданно сказал он.

— Хочешь, познакомлю?

— Наверное, какая-нибудь тоже из тех.

— Ну вот, ты же не знаешь совсем её, а так говоришь, — обиделся Серёжа за ту, что назвал невестой.

— Познакомишь, вот и узнаю, — отозвалась я. А с Ниной как? Расскажи мне честно обо всём.

И Сергей начал рассказывать.

Гордая, самолюбивая красавица Нина так и не смогла простить сыну поруганного доверия. Своевольная, она и раньше делала всё по-своему, а сейчас совсем перестала считаться с ним. Плавать вместе она отказалась и, как Сергей ни старался наладить отношения, мира не получалось. Доведённый до отчаяния, сын хлебнул перекиси водорода, которой темноволосая Нина красила волосы. В тяжёлом состоянии был доставлен в больницу. После болезни выход в море ему закрыли, как неуравновешенному, не умеющему владеть собой в трудную минуту человеку. Перевели в подменную команду на берег.