— Хорошие у вас дети, хоть и мальчики, — нередко говорят нам.
Ну что же, и я пока довольна своими сыновьями. Но только одна знаю, как нелегко мне было порой удержать своё влияние на них, как далеко не всегда гладко шло их воспитание!
Мы много говорили о переходном возрасте, и как часто бывает, что свои недочёты в воспитании детей сваливаем на этот переходный возраст, объясняем его трудностями.
С каким-то даже страхом я ждала наступления у своих детей этого переходного возраста. Но годы шли, сыновья подрастали, а никакого переходного возраста не наступало. Наверное, просто я не замечала его. Только с годами сыновья становились все более и более самостоятельными. Я не мешала росту её, не старалась выпытывать у них все подробности их жизни, но никогда не оставляла сыновей без внимания. Каждый их поступок встречал одобрение или отчуждение, как и каждое высказывание. Самым сильным средством убеждения был пример отца и свой.
Незаметно для них следили за тем, с кем они дружат, где бывают и что делают. Да они и сами, приученные к честности, не скрывали от меня своих занятий. Не происходило резких изменений ни в характерах сыновей, ни в их поведении. И конфликты возникали одинаково часто и в младшем возрасте, и в старшем. Только в старшем возрасте они были глубже, потому что в этом возрасте требовалась особая тонкость и чуткость в понимании поведения детей, а их у меня не всегда хватало.
Расскажу об одном конфликте, затянувшемся по моей вине, и который дорого стоил и мне и моему сыну.
Саша уже учился в девятом классе. За лето он сильно вытянулся и повзрослел. Но в поведении внешне, ни чего не изменилось.
В один из сентябрьских дней его класс послали на уборку картофеля. Уехали они в пятницу, а в субботу вечером Саша появился дома.
— Вы что, уже приехали? — полюбопытствовала я.
— Приехали, да не все. Мы решили уйти вперед пешком. Не стали ждать, когда придет за нами машина.
Я насторожилась, чувствую тут что-то неладное.
— Сколько же вас человек пришло пешком?
— Трое.
— Кто?
— Я, Вовка Меньшиков и Сашка Жуйков.
— Саша, а если ваши решат остаться еще и на воскресенье? Ты же значит сбежал. Так что ли?
— Да нет, не должно быть, чтобы остались. Вроде, наша машина попалась нам на встречу.
Я немного успокоилась, но тревога продолжала жить где-то в глубине души.
Вечером мы собрались все дома.
Призывно зазвонил телефон. Саша с какой-то поспешностью поднял голову от книги. Я взяла трубку.
— Это квартира Колотовых? — раздался в трубке голос Ю. А. Берестова, посланного с ребятами в колхоз. — Скажите, у вас беглец не появлялся?
Я сразу поняла, что Саша ушел самовольно, и решила тут же показать, как не достоин его поступок, что за него он будет наказан.
— Беглец? А откуда вы звоните?
— Из колхоза.
— Как из колхоза? Разве вы не поехали домой?
— А мы и не собирались.
— Не собирались? Как же, мне Саша сказал, что вы все собирались ехать? Значит, он мне попросту наврал?
Я говорила с Берестовым, но весь разговор мысленно обращала к Саше, сидевшему тут же. В последнее предложение я вложила все свое возмущение, на какое была способна, Саша сидел пришибленный, наклонив голову.
— Что же мне сейчас с ним делать?
Юрий А. ответил какой то шуткой и наверно странным ему показался мой ответ, произнесенный потерянным, убитым голосом:
— Хорошо.
«Как же мне поступить? — размышляла я. — Как немедленно дать понять Саше, что его поступок будет завтра же всем известен и что он понесет за него наказание? Позвонить директору школы?» Но знаю, тут немедленного решения не будет, и нужных слов воздействия я не получу. Я позвонила Сагиде Михайловне.
— Сагида Михайловна, мой сын сбежал из колхоза. Что мне с ним сделать?
— Саша сбежал из колхоза? Вот уж не подумала бы никогда, что он может сделать такое.
— А я разве думала, что мой сын может совершить такое? Разве думала, что буду краснеть за него?
Я говорила Сагитте Михайловне, а слова подбирала для Саши сидевшего тут же.
— Так что же мне с ним делать? Послать обратно в колхоз?
— Конечно, пошлите.
«Свою бы дочь наверно не послала два часа пешком, пожалела. Постаралась бы здесь найти для нее работу, а чужого можно и обратно послать,» — подумала я с неприязнью, глядя на низко опущенную голову сына, и жалость шевельнулась в душе. Но я положила трубку и твердо сказала:
— Так вот, завтра в шесть часов утра я бужу тебя и отправляю в колхоз. Пойдешь пешком. Понял?
— Понял, — тихо произнес сын.
— А сейчас иди, ложись спать.
Саша тяжело поднялся и пошел к кровати. В душе он, вероятно, уже не один раз покаялся, что ушел из колхоза.
Отец, сидевший тут же, за все время не произнес ни слова. Снова спрятался за меня. Нет, не помощник он был мне в воспитании наших детей.
Утром рано я разбудила Сашу. Он сидел за завтраком, когда вошел отец и сообщил, что в колхоз сейчас пойдет машина. Повезут рабочих.
Саша сорвался с места.
— Куда? — остановила я его.
— К Вовке Меньшикову.
— Никуда не пойдешь, — приказала я. — Хочешь опоздать на машину?
И тут же я поняла, что сказала лишнее, что чувство дружбы будет сильнее приказа матери, что сейчас Саша выйдет из повиновения, и что на это я его сама толкнула своим не обдуманным приказом. Но было уже поздно. Саша убежал к товарищу, чтобы сообщить ему о машине. Правда, он быстро вернулся. Верно, Вовка отказался поехать обратно.
