Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [47]
— Оставил.
— И положил на сберкнижку?
— Да, положил.
— На Нинину или свою завёл?
— На Нинину, конечно.
Я немного было успокоилась, но в его разговорах с товарищами нет-нет, да и проскальзывали неприятные слова и выражения. Некоторые из них были просто циничны и отвратительны. На вопрос о планах на дальнейшую жизнь отвечал неопределённо: «Не знаю, ничего не знаю».
Вижу, что-то не ладится в его жизни, несмотря на его успокоительные заверения.
— Ты нездоров, Серёжа. Посмотри, как ты губишь себя. У тебя же спирт не выходит из организма, а куришь как! — пыталась вразумить я сына. Ведь ты погибнешь.
— Ну и что. У тебя ещё пятеро есть.
— Да как ты не понимаешь, что вы мне все одинаково дороги! Вот смотри: у руки пять пальцев, который из них, можно отрезать, чтобы не было больно? Мне больно видеть, как ты гибнешь.
— С чего ты взяла, что гибну?
— Разве я не вижу, что ты болен, что просто травишь себя. Посмотри, как ты плохо начал есть. А худющий какой!
— Ну, чего ты пристала ко мне, — сердился сын. — Ничего я не гибну и здоров я совсем.
Словно от стенки горох отскакивает от него все мои увещевания.
«Ох, Серёжа, Серёжа. Как трудно мне было с тобой, когда ты учился в школе! Сейчас ты уже взрослый, а мне и теперь не легче.
«Что сделать, чтобы оттянуть тебя от этих выпивок? Какое занятие найти, чтобы ты хоть на время забыл их?» — горестно размышляла я.
Правда, сын ни разу не напился допьяна, но мне от этого было не легче.
Скоро из Невдольска от Нининой матери пришла срочная телеграмма тревожного содержания. В ней сообщалось, что Нину привезли из больницы, и чтобы Серёжа срочно выезжал. Мы головы ломали, терялись в догадках, что могло случиться с Ниной.
На другой же день, оставив у нас свои вещи и документы, сын выехал, пообещав по приезде в село сообщить нам, что произошло с Ниной.
Недели через две пришло письмо, в котором он сообщал, что застал в семье Нины всех больными, а у неё самой была операция аппендицита.
— Мама, вышли мне вещи и документы, — просил он в письме. — И ещё вышли ружьё. Купил охотничий билет и хочу здесь поохотиться. Пришли всё это поскорее.
Мы посоветовались, как скорее ему доставить просимое, и решили, что лучше мне с Володей увезти всё самим. Тем более что ехать через Москву, и у Володи каникулы.
«Вот и Москву ему покажу», — решила я.
Да и хотелось выяснить до конца причину необычного поведения сына.
Сергей не ожидал моего приезда и не обрадовался ему, как Нина. Та сразу бросилась с объятиями. Это снова насторожило меня.
«В чём же всё-таки дело?»- размышляла я.
Нина с Серёжей вели себя так, как будто бы в отношениях между ними было всё благополучно. Но я-то видела, что это не так!
— Нина, что у вас случилось? Серёжа совсем не такой стал, каким был. Я хочу знать правду. Расскажи, пожалуйста, — попросила я напрямик невестку, когда Сергея не было дома.
И Нина рассказала о том, как в её отсутствие (она была в плавании) Сергей изменил ей. А она так любила, будто бы его, так верила в него!
— Ты так сделал, ну и я так же сделаю, — сказала я Серёже. — И сделаю. Я не урод какой, — обиженно говорила Нина.
Было, конечно, очень неприятно слышать такое о сыне, тем более по отношению к женщине, которую, как он утверждал, любил. Но нельзя же, чтобы из-за этого дело дошло до развода. Всё так хорошо складывалось. И Эдика своего неродного сына, Сергей принял, как родного. Тот тоже привязался к нему.
«Нина должна понять, что её сыну нужен отец», — думалось мне.
Семью надо было попытаться как-то сохранить.
— У вас же тогда и семьи не будет, если ты поступишь также, — стала доказывать я своей строптивой снохе. — Некоторые женщины вот так же рассуждают: «Ты пьёшь, и я буду». В результате оба спиваются, рушится семья, страдают дети. Так же не исправишь дело.
— Ну и что. Раз сказала ему, сделаю, так и сделаю, — упорствовала Нина.
«Может ещё и наладится всё», — успокаивала я себя.
Больно задело за душу и другое. Сергей обманул меня: никаких его денег на Нининой сберкнижке не было, и никакого охотничьего билета он не покупал.
— Как же ты мог так, Сергей, обмануть меня? Ты мой сын. Разве когда-нибудь говорила я неправду? — упрекала я сына.
На этот раз Сергей даже не пытался оправдываться.
С тяжёлым сердцем уезжала я из Невдольска.
«Что-то будет?» — тревожил вопрос.
После отпуска Нина снова одна ушла в море. Немного позднее ушёл в рейс и Сергей. Долго от них не было писем, хотя я писала тому и другому. Серёжа успокаивал телеграммами неизменного содержания: «У меня всё благополучно». Хотелось верить в эти телеграммы, но веры не было. Нина молчала. И вот, наконец, письмо. Через три месяца. О том, что болел и лежал в больнице. Объяснил, почему молчал.
«Просто не хотелось вас волновать», — писал Сергей.
В этом же письме сын сообщал и о своей семейной жизни.
«По-моему она у меня не удалась. Насколько я понял, Нина не хочет рассчитываться с флота». 18 июля она ушла в море, и пока я от неё не получал никаких известий, даже в то время, пока лежал в больнице».
«Придёт она в октябре с моря, и вопрос этот мы постараемся решить окончательно, надоела эта неопределённость и неустроенность до чёртиков», — писал сын. — «Не заметишь, как и молодость пройдёт и ни кола, ни двора не будет, да и семьи, как таковой тоже».
Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.