Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1 - [26]

Шрифт
Интервал

— Разве бы вот родная мать так сделала? Да ни за что!

— Уж что и говорить. Не родная она не родная и есть, мачеха, — в один голос жалели «сиротку».

Все эти пересуды доходили до моих ушей, но я мало обращала на них внимание.

«Пусть посудачат, пусть поговорят, лишь бы только пошло всё на пользу, лишь бы поняла, что не зря говорила я, что не чужие мы все ей, чтобы ей легче было потом в жизни среди людей», — раздумывала я.

Из всех жителей посёлка только одна Галя, бывшая наша соседка, которая лучше других знала и Светлану, и меня, встала на мою защиту.

— Отступитесь-ка вы, бабы, болтать, говорю я им, — рассказывала она мне. — Ничего не знаете, так нечего и винить. А я то знаю, как её приняли и как воспитывали. Лучше родной она ей была. А что получилось, мол, у них так, так надо ещё разобраться, кто тут виноват. У Светланы тоже характер-то, ой-ой какой.

Светлана стала жить у своего дяди — Жени.

При первой же встрече с Евгением и его женой я объяснила причину всего случившегося.

— Пусть поживет у вас. Сами скоро всё увидите и поймёте, я ли тут виновата.

Время от времени я навещала семью Колотовых, где жила Светлана, но она во время моего прихода, если была дома, обычно старалась не встречаться со мной. Я тоже не делала попытки сближения с дочерью, вела себя так, как будто она и не жила тут.

Прошло около двух месяцев.

— Ну, как там моя Светлана? — спросила я как-то при встрече Тасю.

— Ох, Анастасия Николаевна, ну и дочь же у вас!

— А что?

— Я ведь думала, что она, и вправду, у вас всё делает. А она не только что, так за собой-то прибрать не может. Уж на что мои девки ленивы, а Светлана почище их будет. Поест и посуду оставит, а то ополоснёт под умывальником мало-мало и ладно.

— Вы это моему Петру скажите. Он же ведь всё считал, что я зря к ней придиралась, что много заставляла делать.

— Ни воды не принесёт, ни дров. Хоть бы когда-нибудь спросила, чего мол, может, сделать надо. На днях бельё стирала, думала, она мне хоть полоскать-то поможет, а она как села у окна, так и ни с места. Были же у меня квартиранты раньше, но такой ещё не бывало.

— Может быть, просто ещё не привыкла к вам. Да вы не ждите, не сделает она этого. Сами заставляйте, если что надо.

— Так ведь вроде и заставлять-то неудобно. Взрослая уже. Неужели сама не видит, что надо сделать. Тут ведь живет, не где-нибудь.

Тася была в положении и ходила последнее время. Вероятно, и Светлану они взяли для того, чтобы она помогала ей по хозяйству.

«Всё делаю, а угодить ни чем не могу», — вспомнились мне строки из её письма. Поймёт ли наша Светлана, да и отец вместе с ней, как были они неправы?» — горько размышляла я.

— Ей ведь и сказать-то ничего нельзя, — жаловалась Тася. — сейчас мырки вздёрнет.

— А дома-то, думаете, не то же было? Только Пётр ничего не хотел видеть. Во всём её оправдывал и обвинял меня.

В одно из моих посещений Светлана оказалась дома и, к моему удивлению, не уклонилась от встречи со мной. Пока Тася рассказывала о её жизни в их семье, она молча сидела с нами, низко опустив голову.

— Поклонись матери-то, да попроси, чтобы тебя обратно взяли домой, — уговаривала Тася Свету. — Смотри, потом поздно будет.

Видимо, Светлана порядком уже надоела ей, и она очень хотела, чтобы я её увела домой.

— Тебе ещё спасибо надо сказать, что тебя так держали, — продолжала убеждать дочь Тася. — Смотри-ка, сколько у тебя одежды-то всякой, а много ли ещё работаешь-то. Нет, матушка, ломать тебе надо свой характер. Нос-то задирать нечего перед матерью. Тебе ещё поискать такую мать надо.

Светлана по-прежнему молчала, только на глазах её заблестели слёзы.

«Ох, ты, бесталанная моя», — думала я о дочери, и в душе куда-то стала исчезать обида на нее, уступая место жалости. Понимала я, что не столько она виновата во всём, сколько отец и все те, кто проявлял к ней необоснованную жалость.

— Ладно, Тася, погоди, поймёт когда-нибудь она, что не плохого я ей хотела.

Чувствовала я, что отношения между ними осложняются всё больше и больше.

При первой же возможности постарался, узнав о случившемся в нашей семье, побывать у нас мой брат Сергей.

— Разреши мне сходить к Светлане, поговорить с ней, — попросил он меня.

— Конечно, сходи. Разве я против? — согласилась сразу я. — Мне самой интересно знать, что она скажет тебе.

Сергей ушёл, и я стала с нетерпением ждать его возвращения.

— Ну, как? — встретила его вопросом.

— Что «как»?

— Ты разговаривал с ней? Что, хоть, она говорит-то?

— Да ничего. Плачет только, да одно повторяет: «Если бы всё сначала…. Я бы совсем не такая была».

«Начинает понимать, значит», — обрадовалась я.

Прошёл ещё месяц.

— Ну, Анастасия Николаевна, как хотите, я больше Светлану держать не могу, начала сразу Тася, повстречавшись со мной. — Не то, что с вами, так и с девками-то моими миру не стало.

— Да чего им делить-то? — удивилась я.

— А вот, поди, ты, спроси их. Ни с чего начинают. Я уж делить их устала. Куда хотите, девайте её.

— Давай так, Тася, сделаем. Ты приди и расскажи обо всём Петру. А то ведь опять он мне не поверит. Скажет, что наговариваю на неродную. Я ничего ему говорить не буду. Та сама ему всё скажи. Пусть немного подумает, я ли была виновата.


Рекомендуем почитать
Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Рембрандт ван Рейн. Его жизнь и художественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Данте. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Карамзин. Его жизнь и научно-литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Абель Паркер Апшер.Гос.секретарь США при президенте Джоне Тайлере

Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.