Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - [222]

Таким образом, с правительством Думерга было покончено, что вызвало дикое озлобление правых. 9-го утром Кериллис писал о моей «лицемерной маске». С каждым днем выяснялись все новые подробности и факты, убеждавшие меня в том, что я не ошибался, считая, что Думерг стал орудием в руках реакции. События подтвердили инстинктивные предчувствия республиканских масс. Бешеные вспышки уязвленного тщеславия Думерга, его призыв к гражданской войне под прикрытием призыва к спокойствию, его гнусная фраза о так называемом убийстве бывших фронтовиков – все это успокаивало мою совесть; единодушное одобрение демократического левого крыла парламента, поддержка парламентской группы радикалов, ликовавшей по поводу своего освобождения, говорили об опасности, порожденной этим человеком, который, выйдя из рядов нашей партии и поднявшись благодаря ей, с 1924 года стремился лишь к тому, чтобы продолжать и навязать нам свою политику соглашения с правыми, которым он был обязан своим успехом в Версале.

К счастью, не было пролито ни одной капли крови. Но то, что господствовало на протяжении всего кризиса, – это страх. Я отказался полемизировать и отвечать на бесконечные заявления Думерга. Восстанавливая правду о действительном ходе событий, я писал: «В одной из своих бесед со мною, 1 сентября, г-н Думерг с восхищением говорил мне о Мак-Магоне, ставя ему в упрек лишь то, что во время государственного переворота 16 мая Мак-Магон не обратил должного внимания на проблему денег, что заставило его позднее пойти на уступки. Как и все республиканцы, я охотно признаю, что г-н Думерг поступил умнее. При случае я докажу это с большими подробностями».

11 ноября я был в Лионе на праздновании годовщины перемирия[170]. В городской ратуше мне был оказан весьма сдержанный прием членами Союза бывших фронтовиков. На площади Терро по моему адресу раздалось несколько свистков, а при выходе из Дворца Ярмарки я услышал брань. Общественное мнение было неспокойно, однако ничего тревожного не наблюдалось. В Париже происходили многочисленные манифестации против меня и в поддержку Думерга; двадцать тысяч человек прошло перед его домом. Вблизи моего отеля произошло несколько весьма живописных столкновений. Своими злобными заявлениями Думерг умело поддерживал беспорядок. В своем интервью газете «Фигаро» он поставил под сомнение способность депутатов выражать волю своих избирателей.

13 ноября правительство окончательно утвердило редакцию своей декларации: «Перемирие продолжается… Мы будем защищать республику от любых попыток революции или диктатуры… Республиканское государство не капитулирует перед мятежными группами». Правительство заявило о своем твердом стремлении к миру во внешней и внутренней политике. 13 ноября в палате депутатов Торез заявил, что отставка правительства Думерга – это первый результат борьбы с фашизмом. Марсель Деа произнес интересную речь о связи между защитой республики и плановой экономикой и против экономического либерализма. Он хотел бы дополнить политический суверенитет суверенитетом экономическим. Он высказался за выезд в Версаль. Социализм должен, по его мнению, согласиться действовать на благо нации, однако правительство должно принять минимум социализма. Леба рассказал о политике Рузвельта, направленной на защиту заработной платы и сокращение рабочего дня. Его резкое выступление против заговорщических лиг вызвало шум на скамьях правых. Председатель совета министров в весьма республиканских выражениях заявил, что необходимо найти выход из кризиса, а не дискутировать о теоретических проблемах, ибо речь идет о последнем испытании парламента. Рейно занял весьма ловкую позицию. Леон Блюм констатировал решающее изменение, явно преувеличивая свои заслуги в этом деле. Он указал на опасность, угрожающую нашим институтам и свободам, и призывал вернуться на путь законности и порядка. «Республика свободно вздохнула, – заявил он. – Это очень большое событие». Тем не менее он против экономического либерализма и перемирия и за смену правительства. Дельбос заверил правительство в поддержке радикалов, оговоренной рядом условий, но без каких бы то ни было задних мыслей. Из 541 депутата, принявшего участие в голосовании, 423 проголосовали за правительство и 118 – против.

14 ноября меня посетил посол Японии в Париже г-н Сигеру Иосида, пришедший ко мне вместе со своим сотрудником г-ном Т. Митани. Сославшись на мою книгу «Восток», он просил меня выступить посредником в деле сближения между Советским Союзом и Японией. Я ответил ему, что готов поддержать любое мирное усилие. Иосида намерен предложить создание демилитаризованной зоны на русско-японской границе. Он считает, что идея пакта о ненападении между Японией и Советским Союзом является преждевременной, в то время как предлагаемая им процедура позволит постепенно прийти к более существенным соглашениям как экономического, так и политического характера. Иосида уезжал в Лондон. Он обещал зайти ко мне по возвращении и просил меня продолжать переговоры с г-ном Сато.

15 ноября Лаваль информировал совет министров о своих инструкциях Шамбрену относительно франко-итальянского сближения. Вот их основные положения. Что касается перевооружения Германии, то не допускать нарушения договоров. 1) Оставление в силе принципа, согласно которому рейх не может односторонним актом отказаться от своих обязательств; 2) взаимная поддержка в случае эвентуального денонсирования; 3) солидарность в случае возобновления переговоров. Мы будем требовать тогда зоны безопасности; 4) зарезервировать вопрос о паритете военно-морских сил. Оба правительства могли бы совместно выработать специальную программу, если все державы не выработают общей программы; 5) независимость и целостность Австрии. Италия не хотела бы передавать эту проблему в Лигу наций. Мы же хотели бы добиться участия в ее урегулировании Югославии вопреки принятым в сентябре решениям. Во всяком случае, мы выступаем за общее соглашение о невмешательстве в дела Австрии; 6) противодействовать реставрации Габсбургов; 7) разработать экономический статут для Центральной Европы; 8) улучшить итало-югославские отношения. 11 ноября 1927 года был заключен франко-югославский договор, продленный в 1932 году, причем мы считали желательным, чтобы Италия присоединилась к нему. Поскольку эта возможность не была использована, мы добиваемся теперь параллельного договора путем заключения итало-югославского арбитражного договора, соответствующего Генеральному акту по арбитражу.