Из португальской поэзии XX-XXI веков: традиция и поиск - [3]

Шрифт
Интервал

В поэзии Фариа всегда присутствует незримый Бог, что придает его текстам особую глубину. Бог в стихах Фариа, Бог потерянный и вновь обретенный, выступает под разными именами-символами. Поэтическая речь, в представлении Фариа, стирает границы между звучанием слов и природой, какой ее видит чистый, непосредственный взгляд. Если София де Мелу называет вещи, чтобы вызвать их к жизни, то Фариа объясняет мир средствами поэзии. Нередко его речь сама превращается в ту «вещь», которую он собирается «объяснить». И тогда Вселенная поэта Даниэла Фариа оживляется силой его поэтического языка, вызывается им к жизни — и этот процесс перехлестывает через границы официальной религии.

Излюбленный прием Фариа — монолог, но порой он прибегает и к диалогу между «я» и неким «ты», которое множит свои облики, может быть Богом, а может — просто близким человеком. С помощью образов, метафор и риторических фигур, тщательно выстраивая текст и тонко играя смыслами, поэт ищет «молчаливую суть мира», или мир, в котором могло бы царить молчание, где глагол превращается в предмет и, наоборот, где дом одновременно присутствует и отсутствует, где жертвенность и самоотречение тесно сплетены с ощущением безмерности своей силы.

Даниэл Фариа сумел претворить свой духовный опыт в эстетику возвышенного поэтического сознания и слова. Его поэтика — поэтика созерцания и размышления, являющихся, по словам Рамона Мария дель Валье-Инклана, чудесной лампадой, которая зажигается для освещения невидимого.


Заключая разговор о современной португальской поэзии, мне хочется не согласиться с определением Португалии в стихах Мануэла Алегре: «Страна, где много моря // и мало путешествий». Жива еще душа отважных португальских мореходов, и каждый год она отправляется в плавание по славному непредсказуемому океану поэтической речи Португалии.

Жозе Режиу

Португальское фаду
Когда родилось ты, фаду,
Был штиль две недели кряду,
Разгладил он ширь морскую.
Тогда родилось то слово,
В груди моряка молодого,
На вахте он пел тоскуя,
На вахте он пел тоскуя.
Какое же это чудо,
Мой край в долине цветущей!
Испании берег рыжий
Не видишь ли ты отсюда?
И отмелей португальских?
Ослеп я от слёз, не вижу.
Слова его с губ летели
На одной каравелле
Закатною кровью алой.
Те губы о доме пели,
На них поцелуи сгорели,
Лишь море их целовало,
Лишь море их целовало.
Прощай, Мария, с тобою
Мы верить будем удаче.
И я обещаю ныне:
Пойдём с тобой к аналою,
Коль Бог, порешив иначе,
Не скроет меня в пучине.
И звучало другое фаду
В тихий вечер, что нёс отраду,
И светилось небо, ликуя.
На другой каравелле слово
Рвалось с губ моряка другого,
На вахте он пел тоскуя,
На вахте он пел тоскуя.

Из книги «Стихи о Боге и о Дьяволе».

Мануэл Алегре

Песня о ветре что проходит
Спрошу у ветра что мчится
о родине о любимой
он словно большая птица
молчит пролетая мимо.
Спрошу у рек что зелёный
цветок свой несут на воле
не тонут в воде их сонной
со мной остаются боли.
Со мной остаются боли
Земля на цветке зелёном
куда и по чьей ты воле
бредёшь под ветром солёным?
Спросить бы клевер срывая
о ней и сказать впрямую
коль мощь дохнёт штормовая
за родину смерть приму я.
Спрошу тех чьи мрачны лица
Зачем глаза опустили?
Молчит кто живёт в темнице
Покорный недоброй силе.
Как тянутся ветви к небу
И видно их издалече.
Кто рад господскому хлебу
У тех опущены плечи.
И ветер всё мчит куда-то,
То жалуясь, то стеная.
Я видел тебя распятой
Отчизна моя родная.
И в беспросветной печали
На реках к морю текущих
Стоишь всегда на причале
Игрушкой для волн влекущих.
Я видел суда на воле
А ты на цветке зелёном
зелёные листья боли
под ветром морским солёным.
Злорадными голосами
оболгана в униженье.
Ты в голода чёрной яме
в безмолвной долине тени.
И ветер не скажет слова
В метаниях неуемных.
Я вижу стоишь сурово
у вод печальных и тёмных.
Вестей у речной излуки
прошу но мольбы напрасны.
Народа пустые руки
помочь отчизне не властны
В сердцах земляки и братья
Ночь воет псом одичалым
У ветра хотел узнать я
О родине но молчал он.
Трилистник срываю снова
три слога в слове «свобода»
пишу для вас это слово
сыны моего народа
Неграмотны вы ну что же
Напев мы подхватим вместе
Коль сеять на ветер всхожи
Стихи и песни и вести.
В ночи лихолетья злого
Встречь граду и камнепаду
Всегда кто-то кинет слово
И кто-то зажжёт лампаду.

София де Мелу Брейнер Андресен

Лузитания
Те кто к морю идут и с тихим всплеском
На баркасе чёрном взрезают воду
Точно острый нож с рукоятью чёрной
Живы скудным хлебом и лунным блеском.
Моряк без моря
У моряка вдали был спокойный берег
Тихий пляж где вольно душе и думам,
Но проходит сумраком он угрюмым
Городских безжалостных мёртвых улиц
Все города застывшие у пирса корабли
Гружённые собаками что воют на луну
Гномами и трупами похожими на кули.
Он идёт качаясь будто на шхуне
На углы домов наталкиваясь плечами
Нет ни чаек ни волн взвивающихся бичами
Лишь тени плывут вослед как рыбы в лагуне
В мыслях его в их запутанной сети
Бьются медузы скользкой холодной массой
Падает ночь под ветром при лунном свете
И он восходит по спрятанным ступеням
И он проходит по улицам безымянным
Ведомый среди потёмок собственным мраком
Глядя на мир стеклянными зрачками
Идёт а дома непрерывные темные глыбы

Рекомендуем почитать
Писатель путешествует

Два путевых очерка венгерского писателя Яноша Хаи (1960) — об Индии, и о Швейцарии. На нищую Индию автор смотрит растроганно и виновато, стыдясь своей принадлежности к среднему классу, а на Швейцарию — с осуждением и насмешкой как на воплощение буржуазности и аморализма. Словом, совесть мешает писателю путешествовать в свое удовольствие.


Война

За считанные месяцы, что длится время действия романа, заштатный колумбийский городок Сан-Хосе практически вымирает, угодив в жернова междоусобицы партизан, боевиков наркомафии, правительственных войск и проч. У главного героя — старого учителя, в этой сумятице без вести пропала жена, и он ждет ее до последнего на семейном пепелище, переступив ту грань отчаяния, за которой начинается безразличие…


«Все остальное в пределах текста»

Рубрика «Переперевод». Известный поэт и переводчик Михаил Яснов предлагает свою версию хрестоматийных стихотворений Поля Верлена (1844–1896). Поясняя надобность периодического обновления переводов зарубежной классики, М. Яснов приводит и такой аргумент: «… работа переводчика поэзии в каждом конкретном случае новаторская, в целом становится все более консервативной. Пользуясь известным определением, я бы назвал это состояние умов: в ожидании варваров».


В малом жанре

Несколько рассказов известной современной американской писательницы Лидии Дэвис. Артистизм автора и гипертрофированное внимание, будто она разглядывает предметы и переживания через увеличительное стекло, позволяют писательнице с полуоборота перевоплощаться в собаку, маниакального телезрителя, девушку на автобусной станции, везущую куда-то в железной коробке прах матери… Перевод с английского Е. Суриц. Рассказ монгольской писательницы Цэрэнтулгын Тумэнбаяр «Шаманка» с сюжетом, образностью и интонациями, присущими фольклору.