Из Лондона в Австралию - [181]

– Смотреть противно! – заметил лейтенант.

– Но я думаю, что нам этот случай очень поможет. Туземцы до такой степени поглощены своими чарами и заговорами, что совершенно забыли наблюдать за нами. Завтра мы потихоньку переберемся через понтоны и уничтожим их позади себя, – сказал на это капитан.

Все одобрили это намерение, ибо ясно было, что дикари задержались в этом месте только для того, чтобы вместе с белыми перейти по мосту через реку.

– Хотел бы я знать, – вздохнул капитан, – высадил ли «Игль» свою команду на берег, так как едва ли он мог иным путем помочь осажденным.

– Конечно, бомбардировка с судна могла бы одинаково повредить и своим и врагам.

– Мне кажется, все время ветер был для него противный и ему приходилось лавировать, так что ему пришлось пробыть в пути несколько лишних дней, – заметил лейтенант.

– Но не надо прежде времени унывать, – заключил капитан. – Нужно во что бы то ди стало докончить наши понтоны к завтрашнему рассвету.

Все пошли на работу, между тем как в нескольких шагах от их палаток в становище дикарей Прыгун бегал взад и вперед словно в горячечном бреду. Крупные капли пота покрыли все его тело, глаза помутились, он непрерывно бормотал что-то про себя. По временам он падал в страшных корчах на землю и после каждого подобного приступа судорог, видимо, ослабевал все больше и больше. Но никто из соплеменников не оказывал ему никакой помощи. Капитан Ловэлль послал было к нему солдат с тем, чтобы они накормили и напоили его, но он отказался. К полудню он. обессилел до такой степени, что уже не мог подняться.

Клетка с двуутробкой отвязалась, но он и не заметил этого. Между тем двуутробка усердно перегрызала тоненькие прутики своей темницы.

Спустя несколько часов полной неподвижности, Прыгун в последний раз приподнял голову и осмотрелся. Лицо его было совершенно серое, обезображенное, губы не закрывались, оскаленные зубы страшно белели. Угасающий взор его обратился к ивовой клетке и о ужас! – двуутробки в ней уже не было. Она перегрызла прутья и убежала.

Несчастный вскинул руками, глаза его закатились и он упал, ничком в траву.

– Умер! – воскликнул Аскот, все время за ним наблюдавший. – Живой человек не в состоянии так долго оставаться в подобной позе!

– Да, он умер!.. Бедный Прыгун, жертва бессмысленнейшего суеверия!

– Вот подходят его темнокожие земляки и осматривают его труп. Очевидно, пуингурру, погубив свою жертву, теряет всякую силу.

– Они разбивают его своими дубинами, теперь-то они очень храбро действуют!

К месту, где лежал труп, собралось все племя от мала до велика. Одни посыпали, песком осколки пуингурру, другие выли и расцарапывали себе до крови лицо и вее тело. Кровь, струившуюся из глубоких царапин, они размазывали по всему телу.

Четверо человек сплели из веток виркатти, нечто вроде носилок, уложили на него тело умершего и понесли его по всему лагерю. Минтана шел рядом и ежеминутно останавливал процессию, как бы прислушиваясь: очевидно, он спрашивал о чем-то душу умершего и ожидал её ответа.

– И смешно и противно! – заметил Антон.

– Не будь, так несправедлив, мой милый! Эта вера в демонов единственное отличие этих бедных созданий от животных, это тот путь, которым они ищут Бога.

– А вот, наконец, душа ответила колдуну.

– И указала на охотника за чертями. Конечно, он-то и есть виновный.

– Ведь он, разумеется, принес эту роковую кость.

– Он нагнал смертельный страх на бедного Прыгуна, довел его до исступления и до смерти.

– Дикари бегают взад и вперед, как муравьи. Женщины грозят окровавленными кулаками. Брр! Какая гадость!

– Ага! Сигнал к бою! Красавицы из племени пчелы тоже грозят кулаками.

– Боже мой! В конце концов, мы еще окажемся здесь свидетелями кровопролитного сражения!

– Ну этого вам нечего опасаться, – заметил Уимполь. – Дикари этой расы, несмотря на свою племенную вражду и постоянные распри, никогда не ведут войны между собою. Они будут несколько часов подряд кривляться, вопить и ругаться, бабы начнут плеваться, потом между наиболее выдающимися воинами обоих племен произойдет несколько единоборств, которые можно скорее назвать шутовством, нежели боем, ибо при этом редко проливается кровь. Как только кто-нибудь из борющихся повержен на землю, то вся его партия считается окончательно побежденной.

– Вот это и я одобрю, – отозвался Антон. – А что сделают с трупом?

– Похоронят, а может быть и скушают.

– Господи помилуй!.. Зажарят своего земляка? Это ужасно!

– Слышите? Опять гудят витарны!.. Вот собирается и племя пчелы! Право, я думаю, что они не дерутся только из боязни, что мы воспользуемся этим моментом и перейдем без них через реку, а они таким образом не поспеют к осаде форта Джаксона.

– Мы это все же так и устроим. В эту ночь понтоны будут совсем готовы.

– Придется пожертвовать палатками! – решил капитан. – они не только закрывают собой место переправы, но видя их на своем месте, дикари будут думать, что мы еще здесь.

– Смотрите, черные опять столпились. Что они будут теперь делать? Хоронить Прыгуна?

– Кажется, что они собираются съесть его труп!

Действительно, дикари содрали кожу с своего еще не остывшего товарища, вырезали из его тела почки и разделив их на мелкие части роздали всему племени. Лакомые кусочки эти были немедленно съедены, кожу развесили сушиться на дереве, а труп закопали в землю.