Из Лондона в Австралию - [169]

– А что будут кушать мужья? – спросил Аскот. – Супруга позаботилась о детках и о самой себе, а глава семьи, надо полагать, сам идет на охоту, когда проголодается.

– Вот идет Уимполь! Сюда, сэр! Как видите, Австралия завтракает, а мы что будем есть?

– Манну! – ответил колонист. – Пойдемте со мной, я вам покажу.

– Вы говорите о беленьких зернышках под камедными деревьями, сэр?

– Да. Они каждое утро выделяются из коры камедного дерева, а когда солнце пригреет их, то они расплываются, как снег. Если хотите их отведать, то надо торопиться.

– А это, действительно, вкусно?

– Сладко и приятно.

– Вот только жаль, что воды нет. – вздохнул Аскот. – Это ужасно!

– Мы скоро отыщем какой-нибудь источник. Идем, может быть удастся и поохотиться.

– И то правда! настреляем хоть голубей.

Теперь мало-помалу проснулось уже все население, собравшееся в этом уголке пустыни. Капитан отправил несколько человек искать воды, другие были отряжены жарить мясо кенгуру, затем приказано было скатывать одеяла, так как после завтрака объявлен был поход.

Вскоре всюду кругом затрещали выстрелы. Белые убили бесчисленное множество голубей, а кому не достало этой дичи, те жарили себе попугаев, мясо которых оказалось еще нежнее и вкуснее голубиного. Манна также очень понравилась нашим друзьям, но это было скорее лакомство, нежели пища, а в тех местах, где лучи солнца попадали на нее, она таяла и исчезала бесследно.

– Неужели здесь не растет никаких плодов, мистер Уимполь? – спросил его капитан.

– Очень мало, сэр! Есть два три сорта плохих слив и еще более плохих вишен, да еще можно есть плоды фуксий, едят также дажббон, довольно противный корень, и всякую траву, которая похожа на наши зерновые злаки, но белые едят все это лишь в крайности.

– Следовательно, придется питаться исключительно голубями и кенгуру, – вздохнул капитан. – Этого добра, кажется, здесь достаточно. Позовите, пожалуйста, ко мне главу этого племени, мистер Уимполь.

– О, сэр, – засмеялся колонист, – эти люди не имеют никакого понятия о начальстве. Все они равны между собой, если же является необходимость какого-либо общего для всех распоряжения, то старики отдают его и все должны подчиниться.

– В таком случае, – пожал капитан плечами, – приведите ко мне хоть кого-нибудь, кто мог бы сообщить мне самые необходимые сведения. Может быть удастся узнать от него, не ходило ли это племя на театр военных действии и в каком положении дела воюющих сторон.

– Я приведу к вам Кутамеру, – предложил колонист, – охотника за чертями, того самого воина, который ночью уложил обвиняемого.

– Отлично. Посмотрим поближе на эту интересную личность.

– Почему вы называете его охотником за чертями? – спросил Антон, идя вместе с Уимполем через лагерь.

– Здесь водится довольно опасное хищное животное, похожее на медведя; оно живет на деревьях и туземцы называют его чертом. Вероятно, тот Кутамеру, о котором идет речь, известен, как опытный охотник на этого зверя.

– Тот Кутамеру, о котором идет речь? – повторил с недоумением Антон.

– Да, старший сын в каждой семье получает это имя, следующего, второго, называют Варриарто, третьего – Рудуарто. Затем, отличительное прозвище каждый получает, смотря по своим качествам и заслугам.

– А, теперь-то я понял, почему все мамаши кричали давеча «Кутамеру». Вон, кажется, ваш охотник на чертей, мистер Уимполь! Его супруга только что поднесла ему большую змею и двух жаб и он пожирает этот аппетитный завтрак, стоя на одной ноге, подобно цапле.

Они подошли к шалашу дикаря и теперь имели случай ближе познакомиться с необычайной нищетой этих созданий. Отец и дети, совершенно голые, были страшно грязны и худы, с вздувшимися животами, противными чертами лица. Кутамеру, охотник за чертями, носил продетую через ноздри кость, величиной чуть не в пол-фута, и такую толстую, что должен был постоянно держать рот открытым, чтобы не задохнуться. Это украшение, а также выбитая дыра передних зубов и постоянное сопение и фырканье носом, делали беседу с дикарем в высшей степени неприятною, по крайней мере, для белых, еще не успевших привыкнуть к австралийским модам.

– Чудовище, пугало! – выразился Аскот об охотнике.

– Посмотрите, сэр, как он вытягивает лицо в длину и собирает всю кожу в складки, чтобы справиться с бруском в своем носу.

Когда белые приблизились к нему, дикарь ударил себя ладонями по бедрам и сгорбился, а сопение превратилось в настоящий ураган.

– Тутт! Тутт! – такими словами встретил дикарь посетителей.

– И вам того же желаю! – невозмутимо ответил ему Аскот.

– Ну, позвольте же мне теперь поговорить с ним, господа! Может ли еще он сообщить капитану необходимые сведения?

Черные ребятишки, копошившиеся в траве у ног отца, прислушивались к его разговору с белым гостем, а госпожа Кутамеру при этом позволяла себе еще и вставлять со своей стороны односложные «черр! черр!» в их беседу.

Когда колонист объяснил дикарю, что от него требуется, тот без дальнейших околичностей пополз на четвереньках в свой шалаш и спустя минуту появился обратно, но уже задом, ибо повернуться в этом доме было негде, не говоря уже о том, чтобы стать в нем на ноги. Оказалось, что он достал в своей хижине небольшой мешочек из шкуры кенгуру, откуда вынул красную и белую краски, обернутые в листья. Кутамеру ловко растер красную краску у себя на ладонях, страшно сопя и фыркая носом при этой манипуляции приговаривая какие-то непонятные слова.