Из Лондона в Австралию - [165]

Но несмотря на эти ободрения, общее настроение оставалось по-прежнему угнетенным. Всякому представлялись совсем не веселые перспективы: ночи без сна, без съестных припасов, поход по незнакомой пустынной местности, поросшей травой выше человеческого роста, предстоящие сражения с дикарями, война, цель которой казалась довольно чуждой. Солдаты, конечно, не могли не повиноваться своему начальству, но не только не запевали веселых походных солдатских песен, а даже и насвистывать перестали. Мокрое платье на разгоревшемся теле уже и само по себе давало достаточно неприятное ощущение, чтобы подавить всякое проявление веселости.

Колонна шла уже несколько часов по высокой траве, а лугу все еще не было видно конца, когда вдруг Мульграв вытянул шею. Он и без того был выше всех ростом, а тут еще и на цыпочки поднялся, и словно застыл на месте, приложив палец к губам.

– Тсс!.. впереди огонек!

Все, словно по команде, остановились. Огонь!.. это значит встреча с туземцами.

– Где вы видите огонь? – шепотом спросил капитан.

– Много огней… в равных местах. Впереди перед нами открытое место, далее начинается лес… под деревьями в разных местах виден отблеск огней.

– Мистер Уимполь, пожалуйте сюда.

– Я здесь, сэр.

– Необходимо ли нам продолжать путь именно в этом направлении, чтобы добраться до места предполагаемой переправы?

– Да, сэр. Место для переправы одно, оно отсюда в расстоянии одного часа ходьбы.

– Следовательно, встреча с туземцами неизбежна. Вперед, ребята! Быть может, мы застанем их спящими?

– Весьма возможно, что племя, которое здесь кочует, не ожидает никакого нападения, – вставил Аскот.

– Тем лучше! Вперед!

Скоро луг и высокая трава кончились, открытое место было уже близехонько и за ним видно было множество небольших костров. Мульграв видел на этом расстоянии довольно отчетливо.

– У них народное собрание, или что-нибудь в этом роде, – шепнул он. – До пятидесяти дикарей, вооруженных копьями, собралось тут.

– Может быть, они разделились на две партии? – спросил капитан.

– Не заметно. Они образовали, круг, в центре которого стоит дикарь со щитом на левой руке…. а по обеим сторонам его, по туземцу, без всякого оружия.

– В таком случае, – заметил Уимполь, – у них происходит судбище. Вооруженный дикарь, стоящий в кругу, есть обвиняемый, а по бокам его – судьи.

– Это интересно! – воскликнул капитан, – Неужели у них есть свои понятия о суде и праве?

– Нет, у них бывает только суд Божий. Вопрос заключается лишь в том, следует ли обвинить или оправдать привлеченного в суду.

Вся колонна продвинулась вперед настолько, чтобы, прячась за кустарником, можно было видеть все, что происходит на поляне. На её заднем плаце, под крайними деревьями опушки леса были разложены костры, вокруг которых сидели, застыв в своих позах, женщины, иные с маленькими детьми на коленях. Все мужчины составили на поляне большой круг, в котором, очевидно, и должна была разыграться предстоявшая драма.

– Вру! Вру! – провозгласили копьеносцы.

– Вру! Вру! – ответили им обвиняемый и оба судьи.

По-видимому, это означало открытие заседания. Тогда один из воинов прицелился и метнул со всей силой свое копье в грудь обвиняемого, следившего за каждым его движением и потому принявшего все меры, чтобы отклонить удар. Копье ударилось в щит и, отскочив, упало на песок, не причинив обвиняемому ни малейшего повреждения. Быстро нагнувшись, он поднял оружие и перебросил его обратно воину, который ловко поймал его и тотчас же снова метнул в грудь обвиняемого.

Повторилось то же самое: и на этот раз обвиняемый отвел щитом удар копья и снова перебросил его обратно метавшему воину.

– Вот мужественное упражнение! – восторгался Аскот. – Сколько надо хладнокровия, чтобы отводить эти страшные удары!

– Теперь второй воин повторяет тоже самое, что делал первый!

Все смотрели на эту сцену с бьющимся сердцем. Щит обвиняемого так и летал, то направо, то налево, каждый раз удачно отбивая копья, летевшие в грудь обвиняемого. С каждым новым нападением, обвиняемый тотчас же изыскивал способ, как отбить его.

– Надо полагать, этому молодцу не в первый раз попадать в такую переделку, – смеялся Аскот. – Вероятно, он главный сорви-голова этого племени.

– Или, может быть, он невинен, а потому и не теряет своего хладнокровия.

Зрелище было настолько же странно и чуждо европейским нравам, насколько и привлекательно. Высоко на чистом ясном небе сияла полная луна, обливавшая своим белым светом голые фигуры дикарей, занятых своим воинственным, полным мужества и силы, упражнением. На заднем плане сцены стеной стоял темный лес, местам освещаемый снизу отблеском костров, от которых клубы дыма поднимались к небесам. Кое где между стволами дерев виднелись жалкие шалаши из зеленых веток, нисенькие, далеко не плотно и не прочно сделанные, скорее всего напоминавшие пчелиные ульи в увеличенном размере; летучия мыши носились вокруг них, ветер колыхал их, так что они качались и шелестели при каждом его порыве. Перед входом в эти жилища на земле сидели на корточках черные женщины, без всякого платья, без всякого дела, угрюмо молчавшие и до отвращения некрасивые с их проколотыми ноздрями и толстыми выпяченными губами. Лишь изредка они посматривали на своих мужей, которые, собравшись здесь в числе до пятидесяти человек, истязали одного, храброго до дерзости, стройного и гибкого дикаря. Его щит, сделанный из прочного железного дерева, по-прежнему отбивал все копья, которые в него бросали, и все это шло так быстро, что в воздухе постоянно носилось то в ту, то в другую сторону, описывая дугу, длинное копье, древко которого было украшено раковинами и зубами разных зверей.