Из Лондона в Австралию - [144]

Но это предупреждение не подействовало. Островитяне хватали все, что ни попадалось им под руки и наивно прятали краденые вещи у себя за спиной, держа их в левой руке и думая, что таким образом воровство останется незамеченным. Особенные аппетиты возбудил небольшой серебрянный колокольчик на обеденном столе в капитанской каюте; эти дети природы вырывали его друг у друга из рук, звонили им и носились с ним, как ребята носятся с блестящей игрушкой, стараясь при этом то спрятать его у себя за спиной, то запихать его в свой головной убор, пока более сильный товарищ не отбирал его, норовя, однако, сделать с ним то же самое. Кончилось тем, что штурман должен был запереть эту вещицу от соблазна в шкаф и пригрозить дикарям немедленным удалением с корабля. Затем он стал расспрашивать дикарей, откуда они едут и для чего зашли так далеко в открытое море.

– Мы только что с войны, – отвечали они, – и мы победили наших врагов. Их деревни сожжены нами до тла.

Штурман переводил все их ответы на английский язык без особенного затруднения.

– А теперь вы везете домой ваших убитых товарищей с тем, чтобы похоронить их в марай?

– Нет, своих убитых товарищей мы должны были тотчас же съесть, – отвечали они с тоном сожаления. – У нас не было ни таро, ни орехов, иначе было бы невозможно поесть в несколько дней мясо всех тех сильных людей, которые были убиты.

– Боже милосердый! вот ужас! – восклицали белые.

– А что же я вам говорил, джентльмены! В бытность мою на Соломоновых островах мы потеряли двух матросов и от, них нашлись потом одни лишь кости. Дикари съели их с кожей и волосами.

– Ужасно!..

– И подумайте только, что эти отвратительные существа, которые поели наших товарищей, были совершенно так же размалеваны и в такой же сыпи, как и эти гости.

– О, не говори, пожалуйста, иначе меня стошнит!

Во время этого разговора некоторые из дикарей заглянули в камбуз и там загляделись на огонь в железной печи, на кухонные горшки и сковороды. Затем двое из них направились к каштану с просьбой. Это были молодые здоровые парни, по-видимому, оба в отличнейшем настроении.

– Как твое имя? – спросил один из них капитана, дотронувшись до его груди своим грязным, коричневым пальцем. – Нам надо это знать, чтобы обратиться к тебе с просьбой.

Мистер Ловелл назвал им свою фамилию. – Что же вы от меня хотите, друзья мои?

– Сейчас мы тебе это скажем, Лель-Лель! Не ты ли король этой большой лодки?

– В настоящее время – да!

– В таком случае вот в чем наша просьба. Мы очень голодны, нельзя ли нам изжарить наше мясо в твоей печке, на твоем огне и в твоей посуде?

Капитан невольно отступил на шаг. – Какое мясо? – спросил он с беспокойством. Он словно уже предчувствовал, что они ему ответят.

Дикари указали на свои лодки. – Одного из наших пленных! – объяснили они. – Теперь жарко, мясо может испортиться.

Капитан отвернулся. – Мистер Чурчилл, – сказал он, – уберите отсюда эту сволочь… брр! довольно уже я наслушался, чтобы теперь, по крайней мере, сутки не брать ничего в рот.

Он ушел к себе в каюту, оставив дикарей в полном недоумении. Тогда старший штурман объяснил дикарям, что белые не едят человеческого мяса и не потерпят, чтобы при них кто-нибудь ел его. – А как же вы это устраиваете! – спросил он. – рассекаете мертвого на куски и варите их?

Туземец покачал головой и глаза его заблестели. – Нет! – воскликнул он. – Мы не рассекаем тело, иначе перед ним нельзя будет исполнит победный танец, ни предать его поношению.

– А это все надо проделать прежде нежели съесть?

– Да, конечно! Мы вырываем большую яму и заготовляем в ней побольше горячей золы и много больших раскаленных камней, затем жарим в золе пленного и когда он дойдет как следует, мы усаживаем его спиной к дереву, так что он как бы является зрителем…

– Понимаю, – сказав штурман, – после этого и начинается ваша победная пляска?

– Да, под звуки рогов из раковины и барабанов! Мы выкрашиваем себе волосы в белый цвет, а тело пестрыми красками… женщины и дети могут смотреть только издали. Пляска продолжается около часа, а затем наступает черед посрамления трупа…

– Ага! Вы называете несчастного зажаренного пленника трусом, старой бабой, рабом, не так ли?

– Да, – ответил дикарь, – мы говорим ему самые скверные слова, какие только придут в голову. Показываем ему нашу ненависть и презрение. А женщины и дети смеются над ним издали.

– Надо полагать, что жареному трупу это очень чувствительно! А если он был королем или вождем, то в таком случае вы, конечно, изобретаете для него еще особые муки?

– Разумеется. Прежде чем убить его, мы отсекаем ему какую-нибудь часть тела, – руку, нос, или уши, и сжарив это, заставляем его съесть самого.

– Свое собственное мясо? Боже мой! вы заставляете несчастного съесть свой собственный нос?

– Да, разумеется. Пленные почти никогда добровольно на это не соглашаются, но мы заставляем их насильно, напихаем полный рот, так хочешь, не хочешь, проглотишь.

– Вы просто чудовища! – воскликнул Антон. – Этого не делают никакие волки, никакие гиены!

– Да, те сами все съедают, – лаконически заметил кто-то из матросов.

Все невольно, хотя и не очень весело засмеялись, но дикари расхохотались от души – Кусок жареного короля это самый почетный подарок! – воскликнул один из них. – Такие подарки мы посылаем своим друзьям и родным в самые отдаленные деревни.