Из Лондона в Австралию - [133]

Он издевался над белыми, поносил их всеми возможными ругательствами и требовал, чтобы они кончали с ним. – Стреляйте! – ревел он. – Стреляйте! разве ваши пули заколдованы?

Туила торжествовал. Ша-Ран был побежден, и, конечно, будет убит, а следовательно ему не бывать повелителем ни здесь, ни на родном острове Туилы. С мстительной радостью он переводил пленнику речь офицера и его смертный приговор.

Ша-Ран расхохотался.

Затем десять человек по команде вышли – перед строем и встали против приговоренного. Унтер-офицер подошел к нему, чтобы завязать ему глаза.

– Не хочу! – кричал он. – Я не баба, я не боюсь смерти!

Унтер-офицер, пожав плечами, отошел от него и тотчас же раздалась команда.

– Пли!

– Ха, ха, ха! – смеялся Ша-Ран.

Но смех этот превратился, в неясный стон, широко раскрывшиеся глаза его выступили из орбит, голова упала на левое плечо… и все было кончено. Ша-Ран был расстрелян.

В рядах туземцев пробежал шепот полный священного ужаса. Тот, чья железная рука столько времени давила их, был так позорно убит белыми, несмотря на то, что искал покровительства своих богов в посвященном им святилище!

Бедняки толпились теперь как стадо овец, застигнутое бурей; может быть, опасаясь, что за королем наступит их очередь погибать от пуль белых людей, они призывали мысленно всех своих ночных и дневных богов.

Но англичане уже не обращали на них больше внимания, занявшись своими ранеными, и когда, наконец, явился еще отряд солдат с корабельным врачем, одеялами и лекарствами, то раненых и убитых уложили на носилки и все двинулись в обратный путь.

Двенадцать английских солдат было убито в этом сражении, а раненых оказалось свыше тридцати, в том числе и Томас Мульграв, получивший легкую рану в лоб. Но это, по-видимому, очень мало беспокоило старого солдата. «Английский флаг остался победителем!» – a это для него было важнее всего.

Аскот был необычно серьезен. – Мармадюк, – сказал он, оставшись с ним с главу на глаз, – Мармадюк! Какая страшная смерть! С проклятиями и хулой на губах Ша-Ран отошел в вечность!

– Кому мало дано, – ответил лейтенант, – с того мало и спросится.

– Смотри! – вскрикнул Аскот, случайно оглянувшийся на деревню и на поле недавней битвы, – смотри, дикари разрушают свое святилище!

Лейтенант обернулся. Сотни рук ожесточенно разрушали каменный забор вокруг святилища; мужчины, женщины, дети наперерыв с одинаковым усердием участвовали в атом деле, словно в дикой злобе они торопились опозорить этот храм и сравнять его с землей. Даже мальчики швыряли камнями в камни и весело вскрикивали, когда под их дружным натиском обрушивалась часть стены храма.

Тяжелые ворота были разбиты в мелкие щепки, груда камней разбросана во все стороны, и убежище было окончательно разрушено.

– Несчастные! – сказал лейтенант. – Они теперь вымещают свою злобу на богах!

Оба родственника погрузились каждый в свои мысли и молчали всю дорогу…

Глава XVII

Похороны на палубе корабля. – В гроте среди бурунов и скал. – Шлюпки «Короля Эдуарда». – Бой с акулою. – Акула на палубе корабля. – Новые анекдоты Мюнхгаузена. – История голландца.

На следующее утро после проповеди происходило погребение павших в бою с дикарями воинов. Под звуки торжественной музыки английский флаг был приспущен; моряки стояли стройными рядами, с набожно сложенными руками, все глубоко растроганные. Обидно было терять столько близких, дорогих товарищей в борьбе с диким племенем. Но все горе этим не исчерпывалось.

В лазарете лежало еще несколько товарищей, из которых иным, быть может, не суждено было выздороветь, а другим – приходилось остаться на век калеками.

Для погребения умерших фрегат уходил в море приблизительно на милю расстояния, и затем снова вернулся к острову, так как предполагалось поискать шлюпки, пропавшие с палубы «Короля Эдуарда». Так как арестанты ушли на них с корабля, то и должны были знать, где они спрятаны. Антону было дано поручение поговорить об этом с голландцем и выведать у него, где находятся лодки.

Торстратен сидел, положив голову на руки.

– Если хотят что-нибудь узнать от меня, то пусть сперва снимут с меня кандалы и отведут мне отдельную каюту, – ответил он совершенно спокойно Антону.

– А сколько же у вас здесь шлюпок, сэр? – спрашивал Антон.

– Все здесь!

– Следовательно, все наши арестанты были спрятаны на острове?

– Доставьте мне возможность говорить с капитаном, Антон, – сказал голландец, – и я, может быть, все ему открою.

– Вряд ли вам это поможет, – замялся несколько наш друг, – ведь вы знаете, г. Торстратен, образ мыслей британских офицеров и что их такими пустяками, такими…

– Выдумками, на какие способна изобретательная голова каторжника, нельзя поймать? Это вы хотели сказать, Антон? Но успокойтесь, хотя на этот раз речь будет идти о сущих пустяках, но и их я не открою без какой-либо выгоды для себя. Вот и все.

Антон передал его слова капитану корабля, но тот наотрез отказался выслушать арестанта. – Если он точно укажет, где находятся шлюпки, то как только мы их найдем, с него будут сняты цепи, и точно также я не буду иметь ничего против того, чтобы ему отвели отдельную каморку рядом с пороховой камерой, но прежде он должен дат показание. Никаких дальнейших переговоров и условий я не могу допустит.