Из Лондона в Австралию - [125]

– Слава Богу! В таком случае все хорошо!

На губах Аскота тоже вертелся один вопрос, – не привез ли капитан прибывшего корабля какой-нибудь весточки от его родителей, – но он никак не мог выговорить его: от волнения губы, совсем не хотели его слушаться…

Но на палубе корабля, после первых формальностей и приветствий, его скоро потребовали к капитану. Сердце Аскота готово было выпрыгнуть из груди. Что-то он услышит.

Командир фрегата, капитан Максвелл, окинул его строгим взглядом с головы до ног, и затем подал ему запечатанный пакет, прибавив серьезным, но отнюдь не недружелюбным тоном: – От вашего батюшки, лорда Чельдерса. – сказал он, – Прочтите с подобающим почтением, что пишет вам его светлость.

Аскот молча взял письмо. Он поклонился, не будучи в силах вымолвить ни слова, и затем, удалившись в отведенную ему каюту, с лихорадочною поспешностью вскрыл конверт и жадно стал читать дорогия строки родителей.

Ниже и ниже склонялось его пылающее от стыда и раскаянья лицо над мелко исписанными листочками.

Мать его была больна, к счастью не смертельной болезнью, до все же настолько, что лорд не мог лично принять участие в экспедиции в Южный океан. Не будь этого, он сам поехал бы отыскивать сына. Все письмо дышало любовью и примирением; он даже не упоминал о том, что тоска по единственном сыне была причиной болезни матери, не бранил его за своевольный поступок, и только просил скорее вернуться в Англию, или, по крайней мере, дать о себе весточку. «Не забывай никогда, что ты носишь старинное благородное имя», так, заключил лорд свое послание, «и что ты обязан сохранить его незапятнанным. Внешния условия жизни тут, конечно, не причем. Будешь, ли ты пэром Англии, или переселенцем, который добывает свой хлеб топором и лопатой, это решительно все равно. Будь только всегда правдив и честен, будь хорошим человеком… в этом все дело».

К письму была приложена порядочная пачка банковых билетов, с которыми пока делать было нечего, но которые впоследствии могли очень пригодиться. Аскот равнодушно сунул их в карман и еще раз перечитал дорогия строки.

Ни слова порицания, ни жалобы, ни упрека! Одни лишь ласки и сердечнейшие пожелания.

Этого ли он заслужил?

Он опустил голову на руки – ведь, здесь никто его не видит, – и сквозь стиснутые пальцы закапали на бумагу горячия слезы.

– Да, конечно, он будет мужчиной с незапятнанным именем… он загладит перед родителями свой необдуманный поступок. Теперь, после этих любовных слов отца, все пойдет как нельзя лучше…

Глава XVI

Освобождение Туилы. – Экспедиция на остров Ша-Рана. – У дикарей. – Встреча с островитянами. – Умерщвление английского офицера. – Наказание дикарей и водворение арестантов. – Казнь Ша-Рана.

Прошло несколько часов прежде, чем наши друзья окончательно поняли, что с ними произошло. Раненых перенесли в чистый просторный корабельный лазарет и здесь они получили полную возможность отдохнуть от впечатлений последних дней, наслаждаясь сознанием полной безопасности и пользуясь наилучшим уходом и совершенным покоем. Здоровые, тем временем, праздновали свою встречу со старыми товарищами по «Королю Эдуарду» и все благодарили Бога, что отныне веякия заботы и горе миновали.

Если бы английское военное судно, фрегат «Джемс Кук» опоздал к месту боя на какие-нибудь полчаса, то, вероятно, ни один из белых на острове не остался бы в живых.

Все их платье, но распоряжению капитана, было выброшено в море, ибо оно до такой степени пропиталось зловонием, что ничего другого с ним не оставалось сделать; даже фрегат пришлось отвести на наветренную сторону острова, чтобы ветер не наносил с места боя отвратительного трупного запаха. После этого на землю высадился сильный отряд морских солдатов с поручением потребовать от туземцев выдачи Ша-Рана.

Лейтенант Фитцгеральд уже успел переговорить с капитаном и попросил его за Туилу, а потому начальнику десанта были отданы соответствующие распоряжения, не считая главного – дать спасительный урок туземцам.

Несколько человек матросов с «Короля Эдуарда» отправились, в качестве проводников этой экспедиции, которая и направилась прямо в деревню туземцев.

Разумеется, там не только не нашли ни одного островитянина, но даже ни из чего не было видно, чтобы после землетрясения и наводнения кто-нибудь постарался бы поправить разрушения, причиненные этими бедствиями соломенным хижинам, или заново выстроить селение; на развалинах бродило несколько одичавших кур и голубей, да из одной группы частого кустарника доносился по временах жалобный стон как бы умирающего, или тяжело раненного.

Солдаты остановились и командир приказал им обыскать чащу. – Только будьте осторожны, – прибавил он, – возможно, что нас хотят заманит в западню.

Люди начали подвигаться шаг за шагом, раздвигая кустарник, обшаривая каждый закоулок и заглядывая во все стороны. Ничего нигде не было видно, но стон продолжался по-прежнему.

– Кто здесь? – крикнул офицер. – Отвечайте!

Голос произнес одно только слово, но никто не понимал его. Это был даже не звук, а скорее хриплый предсмертный вздох.

Вдруг один из матросов бросился в сторону, в самую чащу кустарника, прежде нежели можно было остановить его. – Туила! – воскликнул он. – Ты ли это?