Из кабины такси - [51]

Шрифт
Интервал

На другой день я был выходной. Оделся в новое пальто, надел галстук, шляпу и опять приехал в 12-е отделение. Как и вчера, ровно в десять, в приемную вышли два милиционера.

Я подошел к Колоскову и напомнил ему, что пришел по жалобе товарищей из Института черной металлургии. Колосков почему-то растерялся и пригласил меня в кабинет. Опять вежливо усадил на стул.

— Видите ли, товарищ, — начал он, — я вчера звонил несколько раз вам, но не застал вас, так что дело еще не разобрано. Шофер этот был у меня вчера и сегодня должен явиться. Попрошу вас, расскажите, пожалуйста, подробно, в какое точно время все это произошло?

— Послушайте, товарищ Колосков, за кого вы меня принимаете? Ведь я и есть вчерашний водитель первого таксомоторного парка Рыжиков.

Младший лейтенант попал в неудобное положение. Он покраснел и какой-то скороговоркой проговорил:

— А я вас не узнал. — А потом, быстро оправившись, добавил: — Народу ежедневно бывает очень много, всех не запомнишь. Товарищ водитель, — теперь уже более официально, — я с товарищами из института еще не разговаривал. Один из них заболел, а другой находится в командировке, так что придется вам прийти еще раз дня через три-четыре.

— Нет уж, товарищ младший лейтенант, — категорически заявил я, — много и так потрачено нервов и времени. Давайте так договоримся, когда вы будете разговаривать с инженерами, пусть они назовут цвет автомобиля. Окраска у моей машины редкая — салатовая. И в том случае, если цвет автомобиля они назовут правильно, вызывайте меня на очную ставку. Если же окраска не совпадет, надеюсь, вы больше беспокоить меня не будете. А потом, откровенно говоря, как-то делается неудобно: все данные о моей невиновности налицо, а вы все-таки мне не верите.

Колосков промолчал. Я ушел.

Больше младший лейтенант Николай Колосков меня не вызывал. Видимо, окраска автомобиля оказалась иной.

Кто же оказался прав?

Проехав пешеходную дорожку метра за три, я остановился: пассажир пошел на почту давать телеграмму. Дело было на Ленинском проспекте. От нечего делать я стал рассматривать пешеходов. Мне это очень нравилось. Потому что всегда, глядя на вечно спешащих москвичей, ощущаешь динамику нашей жизни.

Приезжие очень часто спрашивают: почему в Москве такой бешеный темп жизни? Куда москвичи так торопятся? И я всегда отвечаю: у них много дел, и они все хотят переделать как можно лучше и быстрее. Ведь москвичи всегда и во всем показывают пример. Это же понимать надо.

Мои наблюдения за прохожими перебил подошедший ко мне милиционер. Он предложил мне немедленно уехать. Я был в недоумении, так как стоял, не нарушая правил стоянки автомобиля. Орудовец был очень молод. Короткие, по-модному подстриженные усики украшали его и без того красивое лицо.

— Почему вы не выполняете приказание? — спросил он строго.

— Потому что я не могу уехать: я жду пассажира. И потом, почему я должен уехать, разве здесь стоять запрещено?

— Вы стоите близко к автобусной остановке.

— Я стою на достаточном расстоянии от автобусной остановки.

— Еще раз приказываю вам: уезжайте.

— А я еще раз вам отвечаю, что не смогу этого сделать, я занят. Потом я могу шагами отмерить расстояние. Оно будет равняться двадцати метрам, как и предусмотрено правилами.

— Вы еще вступаете в пререкания, предъявите ваши права.

Я отдал ему удостоверение, а сам вылез и очень крупными шагами насчитал девятнадцать шагов.

— Вот видите, положено двадцать.

Он стал записывать что-то к себе в блокнот, а я тем временем подал машину метра на полтора назад, спросил его:

— Ну а как теперь, стою правильно?

— Да, теперь правильно.

— А я думал, что полтора метра не имеют особого значения.

Вдруг орудовец выпалил:

— Индюк тоже думал!

— Ну, знаете, товарищ старшина, я от работника милиции такого выражения не слышал и в индюках никогда не ходил. Нам придется выяснить наши отношения в отделении ОРУД — ГАИ.

— Пожалуйста, выясняйте.

Он отдал мне удостоверение и хотел отойти от машины, показывая этим, что инцидент исчерпан.

— Позвольте, товарищ старшина, — возразил я, — уж коли вы собираетесь писать на меня рапорт, то разрешите, согласно правилам, посмотреть и ваше удостоверение, чтобы я знал, с кем имею дело.

— Удостоверения со мной нет. Фамилия моя Ветров, девятнадцатое отделение ОРУД — ГАИ.

Тут вышел мой пассажир, и я уехал, но не успокоился. Меня, конечно, обидело грубое обращение, и потом: как это может быть, чтобы милиционер на посту был без удостоверения личности?

На другой день я с предельной точностью описал в письме этот случай и послал его на имя начальника 19-го ОРУД — ГАИ. Через два дня получил вызов явиться в определенный час в это отделение.

Приезжаю, поднимаюсь на второй этаж, где находился кабинет начальника отделения. Передавая повестку девушке-секретарю, я объяснил, что писал заявление на сотрудника отделения старшину Ветрова.

— Да. такое письмо было, и я сейчас доложу о вас начальнику. — Она скрылась за дверью соседнего кабинета.

Прошло не более двух минут, как на пороге кабинета показался начальник отделения подполковник Смирнов. Он пригласил меня войти в кабинет.

— Я ознакомился с вашим письмом, товарищ Рыжиков, и попрошу вас спуститься вниз. Там с вами поговорит начальник смены Ветрова капитан Бехтин. Думаю, что капитан с этим делом разберется.


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.