Из истории старообрядцев на польских землях: XVII—ХХ вв. - [18]
2) Единственной правильной надписью на кресте федосеевцы считали: 1НЦ1, согласно писанию евангелистов, и только в 1780 г. они от этой надписи отказались.
3) Приобретенная на рынке пища «очищалась» с помощью молитвы и определенного количества поклонов.
Со временем, когда поморцы ввели у себя молитву за царя, федосеевцы начали их упрекать также и в этом, относясь к этой молитве как к «нововводству» [Иоаннов 1855: 14–17; Макарий 1855: 267, 274; Архимандрит Павел 1885/8: 487–488]. Федосеевское согласие достигло своего расцвета и широко распространилось на северо-восточных землях бывшей Речи Посполитой.
Филипповское согласие было третьим по величине и возникло в результате разногласий в среде поморцев. Старец Фотий, который после ухода в монастырь получил имя Филипп, стал упрекать настоятеля Семена Денисова в том, что тот злоупотребляет властью и не соблюдает его распоряжений как духовного наставника братьев по религиозным вопросам. Несмотря на множество обоснованных обвинений, старец не получил решительной поддержки собора который состоялся 14 октября 1737 г. по поводу разногласий Филиппа с Семеном Денисовичем> [Сборник соборных решений Выгорецкого общежительства: 264–265]. В знак протеста Филипп вместе с группой единомышленников (около 40 человек) после 1737 г. покинул поморцев и приблизительно в 50 верстах от Выга на реке Умбе основал свой собственный скит. Когда с 1739 г. поморцы начали молиться за царя, сторонники Филиппа категорически отказались от такой молитвы. Узнав в 1742 г., что на территорию Поморья повторно прибывает следственная комиссия Квашнина-Самарина, задачей которой было истребление т. и. «ереси галилейской» (отказа от молитвы за царя), заранее предупрежденные о прибытии комиссии сторонники Филиппа решили не впускать ее на территорию скита. Отдавая себе отчет в том, что за невыполнение приказа, связанного с молитвами, они будут подвергнуты пыткам, Филипп и его 38 единомышленников решили скорее погибнуть в огне, чем подчиниться власти. Удержать монахов от воплощения этого решения не удалось, потому что, когда появились солдаты, скит был уже весь охвачен пламенем, а после того, как были взломаны запертые ворота, оказалось, что и колодец был уже заранее засыпан. Многие старообрядцы сочли этот поступок мученичеством за старую веру и неоднократно следовали примеру Филиппа. Продолжатели его учения начали именовать себя филипповцами, или старопоморцами. После смерти Филиппа предводителями согласия стали Терентий и Матвей, которые также враждебно относились к поморцам. <Существовали также подозрения, что это поморцы направили солдат в скит Филиппа [Демкова / Ярошенко 1972: 174–191].> Первоначально филипповцы принимали желающих в свои общины путем повторного перекрещения. В течение непродолжительного времени их ряды пополнились большим количеством сторонников. Имя Филиппа в ореоле мученичества было особенно популярно в Архангельской губернии и в Финляндии [Макарий 1855: 275–276; Любомиров 1924: 60–61; 94–96; Mecherzyński 1861: 76–77].
Кроме общих для всех беспоповцев принципов вероучения, филипповцы соблюдали еще следующие:
1) Отдавали поклоны под крестом без «титлы» (надписи).
2) В перекрестившихся ради «чистой жизни» супружеских парах супруги именовались братьями и сестрами.
3) Были, не колеблясь, готовы к самосожжению или к голодной смерти, если считали это необходимым.
4) Не почитали других икон, кроме собственных.
5) Не признавали икону «Всех скорбящих Радости», перед которой якобы совершилось чудо в 1688 г. в Москве [Архимандрит Павел 1885/8: 501; Макарий 1855: 276; Токмаков 1890].
Среди поповцев поначалу главную роль играли две общины: Ветковская и Дьяконовская.
Ветковское согласие оформилось и развивалось на территории бывшей Речи Посполитой, которая имела общую границу с украинским Стародубьем <как называлась густо поросшая лесом часть черниговских земель> Приверженцы этого согласия исповедовали следующие принципы:
1) Полностью отрицали возможность самоубийства за веру.
2) Чтили иконы, написанные иноверцами.
3) Не считали грехом употребление пищи или мытье в бане совместно с «никонианами».
4) Пользовались собственным миром (освященным маслом, используемым в таинстве миропомазания) (см.: Evdokimov 1964: 311–312), приготовленным из-за отсутствия старого их наставником Феодосием (Вырпиным).
5) Священнослужители ветковцев обладали правом назначать среди светского населения своих заместителей, уполномоченных принимать прибывающих в общины верующих; исповедовать умирающих, грехи которых записывались на бумаге, затем пересылались священнику, который имел право отпускать грехи.
6) Священнослужители ветковцев имели право обеспечивать некоторых стариков т. и. запасными дарами (просфорами), чтобы те могли не только сами причаститься, но и причащать других.
7) Бракосочетание могло совершаться по необходимости в обыкновенной избе или «клети» (кладовой).
Этим правилам следовали также старообрядцы, проживающие на Керженце или в Стародубье [Макарий 1855: 297–298; Рубановский 1882: 675].
Дьяконовское согласие, по-другому именуемое согласием «новокадильников», возникло в старообрядческом центре на Керженце за Волгой. Ее основателем был дьякон Александр, который в 1709 г. принял постриг и на следующий год стал игуменом одного из скитов. В 1716–1719 гг. он вел религиозную полемику с известным преследователем «раскольников» нижегородским архиепископом (с 1719) Питиримом (ок. 1665–1738). 21 марта 1720 г. по поручению царских властей Александр был казнен в Нижнем Новгороде [Есипов 1861: 622–641; Mecherzyński 1861: 81–82; ср. также: Муравьев 1854: 178–204]. Преследования Питирима заставили многих дьяконовцев переселиться из Керженца в Стародубье и на Ветку, откуда их влияние распространялось на старообрядческие поселения в Подолье и в Молдавии. От ветковцев дьяконовцы отличались следующими обычаями и правилами:
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
Β книге исследуется история славян того периода, когда они составляли этническое и языковое единство. Труд охватывает значительный промежуток времени — от I тысячелетия до н. э., когда славяне, выйдя из дренеевропейской общности, начали самостоятельный путь развития, до раннего средневековья включительно, когда славянское единство в условиях широкого расселения и метисации с иными народами распалось, стали формироваться отдельные славянские этносы и языки. В изучении проблемы происхождения и ранней истории славян автор делает упор на междисциплинарный подход, канву же изложения образуют материалы археологии и истории.
Книга Жоржа Дюби, одного из крупнейших французских медиевистов, посвящена социальным представлениям Средневековья. Это прежде всего история того, что думало средневековое общество о себе самом. Но это рассказ и о том, как соотносились такие размышления с действительностью, как они вписывались в более общие идеологические системы, какие корни они имели в предшествующих эпохах и какое получили развитие в последующих. Если географическое пространство исследования очерчено достаточно жестко - Север Франции, то мыслительное его пространство отнюдь не ограничивается рамками одной проблемы и одного отрезка истории.
Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения.
В книге в хронологической последовательности рассматривается ряд ключевых, спорных или малоисследованных вопросов истории средневековой Руси: о политической структуре славянского общества в догосударственный период, о роли варягов в формировании Руси, о политическом и социально-экономическом строе Древнерусского государства, о времени и предпосылках перемещения центра русской государственности с Юга на Северо-Восток, о подлинности "Слова о полку Игореве", о роли Орды в русской истории, о причинах "возвышения" Москвы, о становлении идеи "царства".Для историков и всех интересующихся историей средневековой Руси.