Из истории первых веков христианства - [38]
Однако, не отступив от настоящей темы этой главы, эпохи Августина, мы не можем более подробно останавливаться на этом. Правда, и обойти этих вещей мы также не могли. Если мы хотели получить представление о человеке, которым заканчивается летопись духовной борьбы между язычеством и христианством, то нам нужно было предварительно до некоторой степени ознакомиться со временем, предшествовавшим его появлению. Итак, язычество далеко еще не умерло. Бедствия эпохи, набеги варваров на становившееся все более и более худосочным римское государство, побуждали язычников, как и в начале III века, обращаться к христианам с горьким вопросом: где же ваш Бог? Ведь большая часть государства уже обратилась к христианству; если ваш Бог не помог вам во времена гонений, то он не сделает этого и теперь, он не помогает своим приверженцам, и мы, язычники, погибнем вместе с вами: кто знает, не есть ли это наказание богов, которых новый Бог лишил престола! Но вот последовал разгром Рима готами – событие, произведшее на всех современников самое удручающее впечатление. Со стороны язычников готовился уже новый ядовитый памфлет. Вот тут-то и выступил Августин. Августин не был аскетом, избегающим общения с людьми. Грех для него не был, как для пустынника, созданием фантазии, он сам на практике познал, что самые высокие духовные восторги нередко сменяются глубочайшим падением в самую пошлую животную жизнь. Погрязши в грехах, он сам собственной энергией высился из них. Ему была знакома греко-римская мудрость, он не относился к ней с презрением, как некоторые из более ранних апологетов, он высоко ставил Платона и почитал также Порфирия. Вместе с тем в нем жил еще остаток гордости римлянина, остаток чувства государственности, которое, впрочем, в его душе неразрывно связывалось с идеей о государстве Божием. Запасшись всем этим сильным оружием, бросился он на врага: его книги о государстве Божием представляют собою одно из замечательнейших произведений римской литературы и христианства.
Прежде всего он останавливается на вопросе о бедствиях того времени. Конечно, ему столь же мало, как и кому либо другому, удалось дать вполне удовлетворительный ответ. Но точка зрения Августина, частью, правда, заимствованная из языческой философии, тем не менее замечательна. Вопрос заключается, по его мнению, не в том, что мы должны так же страдать, как и злые, вопрос заключается в том, каковы последствия страдания для добрых и злых. Невзгоды исправляют добрых и делают хуже – злых. Злой язычник, которому жить становится не в моготу, лишает себя жизни. Лишь немногие, лучшие из язычников, не поступают так; христианин терпеливо переносит несчастья до конца. Но не только эти вопросы тревожили вас. Вы жалуетесь на христианство, потому что оно мешает вам предаваться вашим нечестивым излишествам. Весь мир вокруг вас, даже народы Востока сокрушаются о вашем падении, вы же лишь требуете зрелищ; вы ничуть не сделались лучше. – Затем он восстает, как это делали также и прежние апологеты, но с совершенно иной силой, против того мнения, что Рим обязан своим упадком христианству; он делает обзор римской истории, рассматривает вопрос о том, насколько отечественные боги покровительствовали Риму. Римские боги оставались спокойными свидетелями всех бедствий прежних времен, сожжения Рима галлами, жестоких поражений на войне. Неужели они спали, когда галлы взбирались на Капитолий? Бодрствовали тогда лишь священные гуси, их и стали за то потом почитать, подобно тому, как почитают в Египте зверей. Хороши боги, которые не воспитывают свой народ, а покидают его, несмотря, на то, что он чтит их. Какой-то Марий мог беспрепятственно проявлять свою ярость, и при этом погибли почтенные граждане: вот, что натворили ваши боги! Поэтому, обратитесь же к Богу! «О Рим, полный славы и почета, народ Регула и Сцеволы, народ Сципионов, Фабриция, к нему должно направляться все твое стремление, между ним должен ты выбрать и между отвратительным ничтожеством, лживой бесовской злобой. Если природа дала тебе могущество, то твоей задачей теперь должно быть очищение и усовершенствование его истинным благочестием, ибо безбожие приводит тебя в гибели и наказанию. Теперь ты стоишь на распутьи, не в себе самом должен найти ты славу, а без всякого сомнения – в Боге. В древние времена слава твоя гремела на земле, но по тайному решению божественного провидения ты не мог еще найти истинной религии. Вставай, уже наступил день, проснись, как ты проснулся в тех, которые своей высокой добродетелью, своими страданиями за истинную веру создали нашу гордость, которые до последнего издыхания боролись против вражеских сил и победили их своей безтрепетной смертью и кровью своей привели нас в новое отечество, К этому отечеству призываем мы тебя примкнуть, ты должен быть в числе тех граждан, приют которых называется истинным прощением грехов».
Этими могучими словами, которых со времени Тертуллиана с таким глубоким чувством не произносил ни один римлянин, Августин указывает через дымящиеся развалины Рима на государство Божие, как некогда перед автором апокалипсиса, после разрушения Иерусалима, явился в облаках новый Иерусалим.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.