Из истории первых веков христианства - [34]

Это, следовательно, чудо, изображенное на колонне без всяких коментариев, т. е. императору не придаются здесь какие-либо мелодраматические позы, мы не видим его молящимся, воздающим благодарения и т. п. В другой сцене, там, где молния уничтожает вражескую машину, мы, правда, видим императора, но в антично простой позе, указывающим рукою на низвергающуюся громовую стрелу. Как нам известно, император письмом сообщил сенату о совершившемся чуде; письмо это в его первоначальной форме до нас не дошло. Оно совершенно затерялось в исторических известиях. Все это происшествие, которое современники рассматривали как чудо, моментально вызвало самые фантастические коментарии со стороны язычников и христиан. Язычник, конечно, не мог обойтись без реторических излияний о чуде и счел нужным приписать его волшебству, христианин же видел в этом перст Божий. Он, однако, пошел еще далее. Оказалось, что чудо совершилось по молитве солдат-христиан, император, застигнутый бедствием, якобы, узнал, что в его войске находятся христиане, по молитве которых все исполняется. Последние молились также и за войско, и вот оно было спасено из беды; с тех пор тот легион, в котором были христиане, получил название громового легиона. Об этом действительно рассказывала одна христианская защитительная книга, которая должна была быть передана императору Марку Аврелию, как очевидцу происшествия: так старательно христианская легенда уже занималась фальсификацией. Ибо мы отлично знаем, что так называемый громовой легион, Iegio fulminatrix, еще гораздо раньше описываемого похода носил это название; христиане, следовательно, позволили себе здесь ввести общественное мнение в почти невероятное заблуждение. Очень скоро после этого язычники выступили со своими возражениями и заявили, что чудо совершилось лишь по молитве их благочестивого императора. Христиане, однако не успокоились. Скоро ими уже было составлено письмо императора к сенату, которое в крайне вычурных фразах сообщало о происшествии. Таким образом это чудо долгое время служило объектом споров между христианами и язычниками и получало различные толкования почти до наступления средних веков, пока, наконец, язычество не вымерло, и громовой легион мог беспрепятственно совершать свое шествие из века в век. Только в наше время этот легион лишен своего ореола, фальсификация христиан для нас стала вполне ясна. Но к ней, несмотря на всю её наивность, мы должны отнестись гораздо снисходительнее, чем ко многим другим, с которыми мы уже познакомились ранее. Ведь, весь мир был убежден, что благочестивый император и его войско были спасены благодаря чуду. Чудо же, в глазах христиан, мог совершить только Бог, а так как Бог вряд ли стал бы помогать языческому войску и враждебному христианам императору, то, значит, чудо совершилось ради христиан, т. е. по молитве солдат христиан. Как уже сказано, эта чудесная легенда возникла чрезвычайно быстро и уже по самой природе всех легенд повлекла за собою, по мере своего развития, новые фальсификации. Рассказ в этой форме должен был принести двоякого рода пользу: он не только указывал на величие христианского Бога, но был рассчитан также и на то, чтобы обезоружить обвинения врагов. Христиане здесь не были врагами римского государства, за него они в горячих молитвах молили Бога о чуде, а кроме того, из этого рассказа было видно также, что они вовсе не отказывались от несения своих служебных обязанностей. При этом поборникам христианской веры было совершенно безразлично, что они сами, да и другие учителя веры, считали ремесло солдата не приличествующим христианину: вообще в пылу страстных споров во II веке основательно думали очень мало.

Противники, впрочем, также страдали этим недостатком, ибо нам известна и у язычников той эпохи вера в чудеса. Времена абсолютного скептицизма прошли для греков и римлян, его оружием они пользуются лишь в борьбе против христиан, во всем же остальном так же верят в чудеса, как и последние. И насколько полезна была такая переимчивость для христианства, настолько же ослабляла она положение язычества. Ибо когда старая вера опровергнута сильнейшими и самыми серьезными доводами, и люди снова возвращаются к древним историям, оракулам, сновидениям, предзнаменованиям и т. п., то это является признаком старости. Не следует слишком низко оценивать эпоху, когда существовали такие потребности внутренней жизни, с таким отчаянием жаждавшей душевного мира, но тем не менее весь этот хаос представляет все-таки довольно печальное зрелище. Вполне естественно, что христианство восприняло это веру в чудеса, ибо оно само исходило из чуда, и чудо это никогда не исчезнет, с какой бы точки зрения мы ни смотрели на сущность христианства.

3. Эпоха Августина

Третие столетие по Р. Хр., в течение которого постепенно распространились политические завоевания христианства, было одной из самых ужасных эпох, которые пришлось пережить Западу – в то время, следовательно, странам Средиземного моря. Все как-будто колеблется, нигде нет твердой почвы. Восток и Север в равной степени ополчаются против Рима; восточные провинции империи все снова и снова подвергаются нападениям со стороны персов, которые, после долгого покоя, с чисто восточной быстротой, под властью сильных деспотов создают могучее государство и поддерживают его до самого VII века; волны германских племен проносятся над государством, солдатчина возводит то того, то другого дикого полководца на трон цезарей, на котором более или менее продолжительное время держатся лишь немногие, наиболее сильные и наиболее сознательные характеры. Всюду царит хаос, грозящий все погрузить в дикое варварство. Римское могущество, греческое образование и обычаи, все, что придавало странам Средиземного моря их своеобразный характер, готово, по-видимому, исчезнуть, захваченное бурным водоворотом. Но то, что было создано усилиями веков, не может погибнуть так скоро, и вот, после десятилетий невзгод еще раз побеждает древняя великая государственная идея Рима. Подобно тому, как Августь после гражданских войн, так теперь Константин, – после несравненно более великих бедствий несравненно более великий человек, – снова объединяет государство в своей личности. Константин обладал холодным, ясным умом, он прямо-таки демонически знал свое время и своим могучим характером оказал влияние на целые века. Это была чисто античная личность, которой мы по праву, не потому, что он привел к победе или, вернее, облегчил победу христианству, должны дать название Великого. Христианство тогда было единственной силой, которая, незатронутая бедствиями мира, развивалась все сильнее и сильнее, между тем как все вокруг него колебалось и приходило в разброд. Гонения, – особенно единственное, которое велось сверху действительно систематически всеми средствами деспотизма, – гонение Деция, – ни ослабили христианства надолго, напротив, они лишь усилили его внутреннее ядро, хотя многие из его членов из боязни врага и отделились временно. И когда из всеобщего хаоса снова возникает империя, и идея государства опять побеждает, наряду с ней стоит лишь одна сила, незатронутая бурями эпохи и лишь укрепленная ими, – это христианство. Константин понял своим государственным умом, что спасенному государству для выздоровления и восстановления сил необходим внутренний покой, поэтому он широко распахнул для христианства двери империи. В смысле личного внутреннего отношения он оставался совершенно индифферентным. Как истый романец он с холодным сердцем проводил в жизнь свои решения, оставаясь свободным от каких-либо влияний заповедей христианства. Освобожденное от долгой неволи христианство окружило его личность мифическим ореолом и сумело забыть и простить ему все те низости, к которым прибегал он ради блага государства.