Из истории первых веков христианства - [33]

Когда некоторые греки среди апологетов выражали изумление, почему не подвергаются преследованиям те из язычников, которые отрицают богов, на основании своих философских убеждений, то Тертуллиан, как человек, не знающий никаких компромиссов, не хотел и слышать об этом. Все философы лишь люди наполовину, христианин не имеет ничего общего с ними, которые полны всевозможных человеческих ошибок и даже пороков. Старше философов – истина, которую философы своим неясным скептицизмом лишили её первобытной простоты. Все правильное у философов заимствовано ими у нас: мы – тело, они – тень. Главным камнем преткновения для вас является воскресение мертвых. Как может, спрашиваете вы, из разложившейся материи вновь возникнуть тело? Но вспомните время до рождения, вы, ведь, тогда тоже были ничто. Ты явился из ничего, почему же не можешь ты снова возникнуть из ничего? Для возникновения нового требуется гибель старого. Следовательно, говорите вы, мы постоянно будем умирать и затем снова воскресать? Вовсе не так; первоначально мы смертны, затем станем бессмертны. Посередине находится граница, нечто в роде занавеса для мира. Затем род человеческий обновляется для суда. После этого уже не будет больше смерти и никакого изменения.

Наконец, и смерть наша есть лишь новая победа. Ваши жестокости служат лишь приманкой, ибо несмотря на наказания и пытки ваши ряды становятся все многочисленнее. Ваши философы советуют относиться с смерти с твердостью, но у них это остается лишь на словах, мы же доказываем это на деле. Когда видят нашу твердость, то, неизбежно, спрашивают о причинах нашей стойкости. Но кто спрашивает об этом, тот сам переходит с нам, сам хочет претерпеть страдания для того, чтобы получить награду от Бога. Поэтому, мы только благодарны вам за ваши приговоры, мир и Бог спорят о нас: вы осуждаете вас, Бог нас оправдывает.

Трудно представить себе более возвышенное зрелище, чем это: с одной стороны – римское величие со всем его императорским блеском, с другой – противник его, также римлянин, также вооруженный всем, что сделало Рим великим, столь же типичный для Рима, по своей неумолимости, своей непреклонной решимости, последовательности своего изложения, своему беспощадному чувству права. Так Рим подвергается нападению со стороны одного из своих величайших сынов, и если при подобных переговорах, при чисто духовных спорах возможно было бы придти к какому-либо выводу, то Тертуллиан достиг бы результата, ибо в нем действительно таились исполинские силы.

Его деятельность относится к такой эпохе, которая еще в гораздо большей степени, чем I столетие нашей эры, жила религиозными представлениями. Вкратце мы уже говорили об этом и далее, особенно в последней главе, при рассмотрении религии Мифры, мы сделаем еще подобные же наблюдения и увидим горячия стремления человечества того времени достигнуть очищения и искупления, мира с Богом, посредством кастрирования и самоистязания. Здесь мне хочется остановиться еще на одном конкретном примере, который, может быть, лучше всяких описаний познакомит нас с духом того времени. Мы находимся в эпоху благочестивого императора Марка Аврелия, написавшего драгоценную для нас книжку о «самонаблюдениях», в которой он говорит и о взглядах христиан на смерть. Он предпринял поход против одного дунайского народа. Войску, между прочим, пришлось проходить через пустынную, безводную местность. Жарко пекло солнце, нигде ни капли воды: войско было близко к гибели. Вдруг, внезапно надвинулись грозовые тучи, обильная влага полилась с неба, так-что воины едва успевали собирать ее, ливень даже затопил вражеский лагерь. С новыми силами римляне вступили в битву с врагами и скоро победа была на их стороне. Об этом факте, вместе с другим, разрушением молнией вражеской осадной машины, сообщают нам не только исторические известия, но гораздо подробнее один каменный монумент, а именно колонна Марка-Аврелия на Piazza Colonna в Риме; эта колонна по особому поручению германского императора была сфотографирована до самых мельчайших подробностей. На ней все происшествие изображено достаточно ясно. Мы видим выступающую квадратную колонну римлян, справа идет полководец, здесь не Марк Аврелий; внезапно войско вынуждено остановиться. Мы видим корову, которая в предсмертных мучениях, падает на землю, другая с диким ужасом несется по полю. В верхней части солдат подымает правую невооруженную руку, с мольбою обращая свой взор к небу. Но вот дальше один воин уже поит своего коня, другие жадно припали губами в дождевому потому, третьи защищаются от ливня, высоко подняв щиты. Далее справа видно интересное олицетворение бога дождя, – замечательно пластическая фигура, у которой из волос и бороды, с крыльев и рук течет вода. Вскоре виден и результат. Только что расстроенные ряды римлян, освеженные чудесным даром неба, снова приходят в движение. Однако, меч уже более почти не нужен: варвары застигнуты наводнением, среди гор виднеются кони, борющиеся и тонущие в невидимой, впрочем, здесь стихии, враги лежат мертвые на земле, все оружие их свесено водою в одно место. Все это изображено на колонне, хотя и довольно неискусно, но тем не менее с большим реализмом и с вполне ясной последовательностью: сначала римляне, истомленные жаждой, молят о дожде, хляби небесные разверзаются, скоро для войска влаги становится уж слишком много, а враги даже затоплены ею. Этот реализм служит для нас залогом исторической верности происшествия.