Из бездны — к небесам - [31]

Но тут же он сказал себе, что маркиза слишком занимают планы личной мести Бранскомбу, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

Только вот самому Перегрину совсем не хотелось, чтобы Кистна была несчастна.

За последние дни он успел убедиться, насколько чувствительна была девушка ко всему, что говорил или даже думал маркиз, а еще он знал, что после всего, что Кистне пришлось вынести в приюте, ей будет очень тяжело, а может, и просто невыносимо жить в доме, пусть и самом роскошном, где ее ненавидят и презирают.

«Что она почувствует, когда узнает, что всего лишь участвует в чужом заговоре и вся щедрость Линдена — для него средство достичь собственной цели?» — спрашивал себя Уоллингхем.

Но почему-то он не мог сказать это маркизу или даже дать тому понять, что весь прекрасно продуманный план мести Бранскомбу вдруг перестал ему нравиться.

— Нам пора спать, — заявил маркиз внезапно. — Завтра, на всякий случай, надо быть готовыми к тому, что может произойти. Я намерен первым делом предупредить слуг, чтобы они не говорили о присутствии в доме Кистны посторонним, как это случилось сегодня, когда приехала Изобел, и о том, что если кто-нибудь будет спрашивать о мисс Мирабел Честер, то имеют в виду ее.

— Когда вы собираетесь сообщить Кистне, какую роль ей предстоит сыграть?

— Я хотел поговорить с ней сегодня вечером, — ответил маркиз. — Но мне показалось, что она не в настроении. Она была какая-то притихшая, не такая счастливая, какой казалась утром.

Уоллингхем тоже заметил это, но очень удивился, что его друг обратил внимание на настроение девушки.

— Как вы думаете, что могло так сильно ее расстроить? — спросил Перегрин.

— А почему вы думаете, что она была расстроена?

— Я думаю, ее могло обидеть то, что ее отослали наверх, когда приехала Изобел.

— Я объяснил ей это тем, что у нее нет компаньонки, и, мне показалось, она сочла эту причину вполне достаточной.

— Хорошо, что Изобел ее не видела, — заметил Уоллингхем. — А не то она бы подумала, что вы завели новую любовницу, не успев избавиться от старой.

Маркиз рассмеялся:

— Весьма странная идея, но она непременно пришла бы в голову Изобел. Она никогда в жизни не поверит, что я могу заинтересоваться женщиной, если не нахожу ее желанной.

Уоллингхем с минуту помолчал, затем сказал:

— Я весьма сожалею, что мы не можем взять нашу протеже в Лондон и дать ей немного повеселиться, прежде чем она окажется связанной с Бранскомбом.

— Почему вам этого хотелось бы? — спросил маркиз.

— Потому что мне было бы интересно посмотреть, будет ли она пользоваться в свете тем успехом, какой, мне кажется, ждет ее.

Заметив, что маркиз его не понял, Уоллингхем воскликнул:

— Боже милостивый, Линден! Вы же должны понять, насколько она стала привлекательна. Глаза просто необыкновенные, а теперь, когда лицо у нее округлилось, лично я нахожу ее прямой маленький носик просто очаровательным. Ничуть не менее аристократическим, чем у какой-нибудь барышни из рода Честеров.

Он говорил легкомысленно и тотчас заметил, как нахмурился маркиз.

— Послушайте, Перегрин, — сказал Олчестер. — Если я узнаю, что вы заигрываете с Кистной, я вас убью! Мы ввязались во все это ради единственной цели, только ради нее!

— Я всего лишь намекаю, что найдется немало людей, которые не только найдут ее весьма хорошенькой, но и захотят на ней жениться. Так что если Бранскомб не угодит в ловушку, мы вполне можем позволить ей найти человека, которого она полюбит.

Маркиз поднялся.

— Не понимаю, Перегрин, что на вас нашло, — сказал он. — До сих пор вы со всем соглашались и во всем помогали мне. Не могу понять, почему вы начали вставлять мне палки в колеса именно сейчас!

— Я и не думал делать что-нибудь подобное! — запротестовал Уоллингхем. — Я всего лишь хотел сказать, что, зная то, что мы знаем о Бранскомбе, мы не можем не понимать: девушка с таким прекрасным характером, такая чувствительная, как Кистна, слишком хороша для него. Хотелось бы мне иметь возможность выдать ее замуж за кого-нибудь, кто нам обоим нравился бы гораздо больше.

— Вспомните, — резко ответил маркиз, — что, хотя Бранскомб мошенничал на скачках, да и в других ситуациях вел себя не лучшим образом, он человек знатный и влиятельный, к тому же — фаворит короля. Вы можете представить себе женщину, которая не будет радоваться и благодарить, если ее выдадут замуж за подобного человека?

— От души надеюсь, что вы правы, — ответил Уоллингхем. — Но боюсь, что для Кистны важнее другое.

— Бесполезно продолжать обсуждать этот вопрос, — оборвал его маркиз, — и я запрещаю вам, категорически запрещаю огорчать Кистну. Вы меня поняли?

Не дожидаясь ответа Уоллингхема, маркиз вышел из библиотеки.

Уоллингхем вздохнул.

Он не ожидал от маркиза такой грубости в доверительной беседе.

Поднявшись с кресла, Перегрин потянулся.

«Может, Линден и прав, — размышлял он, — и ведет себя с этой девушкой весьма благородно».

Однако, когда маркиз не появился, чтобы, как обычно, пожелать другу спокойной ночи, Уоллингхем понял, что вулкан готов взорваться в любую минуту.

Кистна лежала в темноте у себя в спальне, но сон не шел к ней.

Обычно она бывала так счастлива, думая о маркизе и обо всем, что произошло задень, что засыпала, едва ее голова касалась подушки. Но сегодня она не могла думать ни о чем, кроме своей любви к нему и о той прекрасной леди, которую он пригласил на ленч, и с которой ей не позволили встретиться.