Иван Украинский - [11]
— Да ты, как Добрыня Никитич, своими кувалдами за один мах пятерых посшибаешь.
— Не пробовал, — ответил Иван. — А придется — постою за себя.
Перед отправкой эшелона из Тихорецкой новобранца навестил младший брат. Он разыскал Ивана на запасных станционных путях в товарном вагоне, приспособленном для перевозки людей. Подавая брату увесистый сверток, младший Украинский сказал:
— Это домашняя снедь. Возьми на дорогу.
А затем он, стараясь ничего не забыть, передал наказ семьи:
— С места службы почаще шли нам письма.
Старший привлек к себе брата, обнял, растроганно
произнес:
— Спасибо, Ванюша. Будь тут добрым помощником батьке и маме. Сам на царскую службу не рвись, может, минует тебя мобилизация. Нам, сиромахам, нет резону в войнах, это дело выгодно только буржуям.
Иван — старший сначала попал на службу в пограничный полк, а затем в артиллерию. Тут и впрямь пригодились ему незаурядная физическая сила и природная смекалка. Вместе с командой Украинский прибыл в небольшой грузинский городок Телави, что находится в обширной Алазанской долине, примерно в 100 верстах от Тиф
лиса. В предвидении возможного нападения — гурок командование Кавказской армии развернуло здесь крупный учебно — маршевый артиллерийский лагерь. Назывался он запасной артиллерийской завесой, а чаще всего — запасным артиллерийским дивизионом.
Дивизиону ставилась задача ускоренной подготовки нижних и унтер — офицерских чинов для обслуживания шести- и трехдюймовых орудий, горных мортир в условиях их боевого применения. Вполне естественно, что это жесткое требование повлекло за собой и особо уплотненный ритм обучения. Поскольку вся артиллерия была на конной тяге, то и весь рядовой и унтер — офицерский состав части должен был научиться в считанные минуты запрягать лошадей, брать зарядные ящики на передки, а к ним тут же подцеплять орудия и во весь опор мчаться на новые огневые позиции. А гам — немедленно отцепляться, гнать коней в укрытие, тут же оборудовать для пушек окопы и хранилища для боеприпасов.
А чтобы солдат по — настоящему мог вести меткий огонь из орудия, ему предстояло хотя бы элементарно усвоить общие правила стрельбы, досконально — правила наводки на цель, внесения поправок, овладеть материальной частью орудия и умением устранять основные неисправности.
Ко всему этому добавлялись строевая подготовка, изучение Уставов внугренней и караульной службы, тактические занятия, уход за оружием, орудийным парком, конским поголовьем и множество других обязанностей.
— Тут не разгуляешься, — отметил в первые же дни пребывания на новом месте земляк Украинского тихоре- чанин Егор Жариков.
Был он худощав и высок ростом, светловолос, с широкими костистыми плечами. И тоже — иногородний, батрак.
Дивизион располагался за чертой Телави, в открытом поле, обнесенном проволочным заграждением по схеме 25 метров кол от кола с натяжением трех ниток колючей проволоки, артиллерийский парк находился у подошвы пологой горы, поросшей лесом и кустарником. Коновязи стояли в границах военного городка и, как только вслед за подъемом и завтраком начинался очередной учебный день, там возле лошадей находилась добрая половина рядовых и унтер — офицеров. Кормили, чистили, водили лошадей на
водопой, отрабатывали приемы запряжек, построений и перестроений в походном и боевом порядках.
Еще на долю солдат выпали словесность, отправление заутренних, обеденных и вечерних молебствий в их кратком исполнении. Священник дивизиона прилежно отрабатывал свой хлеб, не пропускал случая, чтобы рабы божьи, аники — воины возблагодарили десницу господню за ее милость, вознесли хвалу во здравие царя — батюшки и всего монаршего семейства. Служивый люд без какого- либо интереса усваивал немудрящие каноны словесности и с полным равнодушием, лишь бы отвязаться, отвечал на наставления дивизионного священника, когда тот возглашал царю «многая лета».
Занятия по словесности в основном проводили унтер- офицеры. Взводные, батарейные командиры редко когда присутствовали на этих занятиях. Зато среди фельдфебелей встречалось здесь немало дотошных знатоков внутренней и внешней политики, и они воистину пили кровушку из солдат, допытываясь от них истин, о которых и сами порой не имели ни малейшего представления.
Спросил здесь как‑то солдатика закоснелый унтер с тремя лычками на погонах:
— Что есть царствующий дом?
Солдат ответил:
— Это есть власть государя.
— Болван, — с металлом в голосе стал поправлять его унтер. — Это дворец, в котором живет царь.
И хотя у рядового ответ по смыслу был более логичным, его наставник в непререкаемой форме отчитал за незнание предмета.
Артиллеристы не любили словесность и всячески ее избегали. В дни, когда по распорядку ожидались занятия, старались попасть в любой наряд — на кухню, на конюшню, куда угодно, лишь бы не присутствовать на унылой тягомотине. Зато всему, что могло пригодиться на фронте, в боях, учились прилежно, с завидным рвением.
В качестве личного оружия боец имел трехлинейную винтовку. К ней — штык, шомпол для чистки канала ствола, подсумок для обойм с патронами, масленку с ружейным маслом и набор ветоши для чистки и смазки оружия.
В авторской документально-очерковой хронике в захватывающем изложении представлены драматические события в казачьей Черномории периода 1792–1800 гг. через судьбы людей, реально живших в названную эпоху.
В настоящий сборник включена лишь незначительная часть очерковых и стихотворных публикаций автора за многие годы его штатной работы в журналистике, нештатного сотрудничества с фронтовой прессой в период Великой Отечественной войны и с редакциями газет и журналов в послевоенное время. В их основе — реальные события, люди, факты. На их полное представление понадобилось бы несколько томов.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.