Иван Саввич Никитин - [16]

Никитин отличается от Кольцова, как вечерняя заря от утренней, не потому, что последняя краше, — каждая хороша по-своему, и тем более не потому, что он «сумеречный» поэт (как раз к «утреннему» мотиву он обращался охотнее). Никитин рациональнее, эпичнее, сдержаннее, в его лирическом стихе меньше полутонов, он жаден до целого так же, как озябшему не до красивого платья, а голодному — не до деликатесов. Это не значит, что в своей художественной системе он беднее. Он иной по стилю мышления, тематическим привязанностям, лирической стихии сюжета, композиционному построению.

И если говорить о чьем-то влиянии в «Пахаре», то, наверное, Некрасова, да и то с оговорками. В пору, о которой идет речь, им еще не были написаны «Размышления у парадного подъезда», «Песня Еремушке», «Железная дорога» и другие произведения, ставшие народными.

В письме к Второву от 20 сентября 1857 г. Никитин делится приятной новостью: «Некрасов у меня есть, не утерпел — добыл, — сообщает он о приобретении «Стихотворений» издания 1856 г. и добавляет: — Да уж как же я его люблю!» Это не единственное свидетельство внимания к «музе мести и печали». Симпатию к ней внушал Никитину авторитетный для него А. Н. Майков, писавший воронежцу 20 октября 1854 г. из Петербурга: «Одна только душа здесь есть поэтическая — это Некрасов…» Иван Саввич мог знать о нем из доверительного источника. Вот как вспоминал об этом литератор Ф. Н. Берг: «Еще в воронежском кружке… мне привелось наслушаться много разных толков о Некрасове. Глава, если можно так сказать, этого кружка Н. И. Второв был в родстве с одним юным студентом, жившим вместе с Некрасовым на одной квартире и поддерживавшим оживленную переписку со своим родственником… Старые письма его, довольно длинные, неоднократно прочитывались местами вслух — в них полушутливо-полусерьезно обрисовывались крайняя нужда и лишения молодых людей». Мемуарист рассказывает, что некоторые стихотворения Некрасова во второвском кружке заучивались наизусть. Симпатии Второва к поэзии главы «Современника» несомненны, в архиве сохранились его собственные списки произведений Некрасова, в частности «Родины», а в каталоге второвской библиотеки значится некрасовский сборник 1856 г. Очевидно, что свою любовь к поэту Второв передавал и Никитину.

Но в кружке воронежских интеллигентов были и противники Некрасова. Один из самых ярых — А. П. Нордштейн, «человек хладнокровный, но любящий и понимающий», как характеризовал его близко знавший А. Н. Майков.

Никитин питал самые дружеские чувства к Нордштейну, почитая его за «благороднейшее существо». Но их поссорил «Пахарь». 26 апреля 1856. г. конфликт уже обозначился: «…в стихотворениях ваших, — заявляет Нордштейн в письме к «милому Ивану Саввичу», — вы изменили и взгляд и лад и стали упорно писать какие-то некрасовские едкие сарказмы».

25 марта 1857 г. Нордштейн высказался вполне: «Я опять о «Пахаре». В нем не предмет коммунистский, а мысль коммунистская», затем следует целая программа славянофильско-эстетского толка, бичуются Герцен и его сторонники как заклятые «враги России».

Нордштейн со свойственным ему прямодушием и поверхностностью суждений («…я человек небыстрого ума», — аттестует он себя) выразил те идеи, которые в более изящном философском оформлении старался привить Никитину А. Н. Майков. В одном из писем он поучает своего воронежского ученика: «…произведения партии, своего времени, живут лишь минуту и умирают… Пусть вокруг нас кипят и враждуют страсти; наш мир — художество…»

А что же Никитин? Он уже не тот робкий стихотворец, который два-три года назад послушно внимал своим наставникам. Жаль, что его письма к Нордштейну не сохранились, но все-таки корреспонденция последнего позволяет судить о позиции автора «Пахаря».

Поначалу Никитин сопротивляется в шутливо-дружеском тоне, но, по мере усиления нападок доброжелателя, его защита становится все более серьезной и твердой. Он не разделяет патриархально-славянофильских теорий своего оппонента, не соглашается с тем, что «Запад гниет». Расхождения между взглядами Никитина и Нордштейна становятся настолько непреодолимыми, что последнему пришлось признать: «Общие интересы для нас исчезли…».

«НЕ ЧИТАТЬ — ЗНАЧИТ НЕ ЖИТЬ»

Рост поэта совершался стремительно, и требовались только благоприятные обстоятельства, чтобы из стихослагателя он стал поэтом. Такой духовной эволюции помогли книги.

Не любивший рисоваться Никитин, признавался А. Н. Майкову, что круг его чтения до появления в свет первых поэтических опытов был довольно узок и не отличался какой-либо системой. «Но в продолжение почти двух годов, покамест печатались мои стихотворения (имеется в виду сборник 1856 г. — В.К.), — замечает поэт, — я прочитал довольно книг и книг хороших; в голове у меня просветлело…» Книги стали его университетом, мечту, о котором пришлось оставить.

В процессе духовного возмужания ему помог Второв и его богатая библиотека. Любовь к книге Николай Иванович Второв унаследовал от отца Ивана Алексеевича, не чуждого литературных занятий, составившего солидную коллекцию печатных изданий и списков бесцензурных произведений. И. А. Второв слыл весьма образованным человеком, лично знал Пушкина, Жуковского, Крылова, Рылеева, Дельвига, о встречах с которыми он, конечно, рассказывал сыну. Большого капитала он детям не завещал, но зато завещал городу Казани свое ценное книжное собрание, позже ставшее основой местной публичной библиотеки. Часть литературы перешла к сыну. Он ее усердно пополнял, особенно во время службы в Петербурге, а когда переехал в Воронеж, библиотека Н. И. Второва была здесь, пожалуй, одной из лучших. Сохранился подробный каталог книг Н. И. Второва, им написанный.