Иван Кондарев - [17]
Кондарев с беспокойством продолжал поглядывать на дверь. Его тревожило отсутствие Янкова. Секретарь мог нарочно не прийти, желая показать, что считает доклад делом несерьезным. Подходили рабочие, ремесленники, образованная публика, но Янкова не было. Пришли дружной ватагой кожевники, распространяя вокруг запах дубителя и кислой кожи. Некоторые приходили молча, мрачные, другие возбужденно спорили на ходу. Зал наполнился оживлением и гомоном.
— Если Янков не придет, я буду считать, что он это сделал намеренно, — сказал Кондарев адвокату.
Молодой человек кроткого вида, с красивыми карими глазами и розой в петлице приветливо протянул руку Кондареву.
— Я этого не допускаю, — сказал он.
— А я допускаю. Уже половина девятого. Анастасий и Ягодов запротестуют.
Кондарев показал на молодого человека в пенсне, который слыл рьяным почитателем модернистов. Несколько дней назад Ягодов выступал с докладом о Пшибышевском[34] и не так давно издал сборник стихов под заглавием «Гонг безумия».
— Сколько времени тебе понадобится на доклад?
— Я не буду выступать… Ты знаешь, Сотиров, каково отношение комитета к этому докладу.
— Да, но ты преувеличиваешь. Янков придет. Я слышал, что у тебя заболела мать. Собирался забежать к вам, но не успел, — сказал Сотиров, посмеиваясь над вспыльчивостью Кондарева.
В это время в дверях показался Янков.
Полный, как всегда потный и растрепанный, в темном поношенном костюме, Янков вошел в клуб как в собственный дом. На его смуглом лице, казалось, было написано: «Ничего не поделаешь, как-нибудь уладим это дело». Проходя мимо Анастасия, он поздоровался с ним.
— Пришли твои громилы? Что-то не видно их.
— Раз мы с тобой здесь, значит, все здесь, — ответил польщенный анархист.
Янков лукаво прищурился.
— Ба, между нами есть небольшая разница. Я иду к горе, а ты ждешь, что гора придет к тебе. — Янков рассмеялся, показывая из-под густых усов ровные белые зубы.
Анастасий смущенно пожал плечами.
— Евангельские истины не про меня, — пробормотал он, закидывая ногу на ногу. За его спиной послышался смех.
— Весь город уже собрался, и все еще подходят. Боюсь, как бы дело не дошло до потасовки, — сказал адвокат.
— Самое главное — не скатиться до сведения личных счетов. Принципиальность и еще раз принципиальность, — заявил Янков.
— Но не голая принципиальность, — заметил Кондарев.
Янков недовольно пожевал губами и стал вытирать носовым платком шею.
Прокуренное помещение продолжало заполняться. Двигались и скрипели железные стулья. Вдоль стен и у двери жались оставшиеся без места. Высокий парень с плутоватой улыбкой, ухарски двигая плечами, пробивался вперед, огрызаясь на протесты сидящих.
— Ну и дьявол же ты, Ганкин. Уходи — мест нет!
— Не дьявол, а черт, — отвечал парень. Ему удалось устроиться рядом с секретарем суда.
— Ягодов готовится блеснуть умом и будет задавать глубокомысленные вопросы, — сказал секретарь, панибратски положив руку на плечо Ганкина.
— Этот болван ничего не понимает. А стекляшки носит для фасона.
— Книжку напечатал!
— Женщина, сэр, всегда будет любить самца, а не сопляка вроде его, — нарочито громко изрек Ганкин. — Для артиста с божьей искрой, как говорит Пшибышевский, любовь — страдание, пропасть, короче говоря — тропическая лихорадка. Что понимает Ягодов в этом? Олицетворенная банальность, плебейская душонка…
Секретарь ехидно расхохотался.
В дверях мелькнула фуражка железнодорожника, послышались женские голоса, но женщины не появились, очевидно, не решаясь протискиваться в переполненное помещение. Вдоль стены справа пробирался какой-то ремесленник с роскошными светлыми усами. Ему удалось пробиться вперед, где он, степенно поздоровавшись с членами комитета, уселся на свое место и, скрестив руки, приготовился слушать.
Какой-то гимназист подтащил трибуну к краю сцены, где стоял Кондарев, вглядывавшийся в плотную массу голов и в устремленные на него глаза.
В его душе закипали глухой гнев и недовольство городским комитетом партии. Янков всем своим видом недвусмысленно показывал, что спор с анархистами ему не по душе, Кесяков философствовал. Остальные члены комитета — один из них жестянщик, второй только что пришедший усатый ремесленник, торжественно ожидавший «лекции», и третий простой рабочий — не имели своего мнения. Только один из членов комитета, чертежник инженерного отдела Стефан Сотиров, поддерживал Кондарева.
Табачный дым сизыми лентами поднимался к потолку. Сквозь открытые за сценой окна на лица собравшихся падали отлогие лучи света, в глубине же помещения, где продолжали напирать прибывающие слушатели, было темно, как в чулане.
По предложению Янкова председателем собрания был избран Бабаенев, активист с ботевской бородой. Он распорядился передвинуть стол к краю сцены и уселся на председательское место. Услужливый газетчик поставил перед Кондаревым стакан с водой.
— Тише, товарищи, мы начинаем! — громогласно провозгласил председатель, постучав пальцем по столу. — Слово имеет товарищ Кондарев. Он сделает доклад на тему: «Личность и ее роль в истории общества». Тише, товарищи! — прогремел он и озабоченно добавил: — Куда делся Лазар Хатипов? Не видно его.
Написано сразу после окончания повести «Когда иней тает» в 1950 г. Впервые — в книге «Чернушка» (1950) вместе с повестями «Дикая птица» и «Фокер». Последняя работа Станева на анималистическую тему.
В сборник входят повести современных болгарских писателей П. Вежинова, К. Калчева, Г. Мишева, С. Стратиева и др., посвященные революционному прошлому и сегодняшнему дню Болгарии, становлению норм социалистической нравственности, борьбе против потребительского отношения к жизни.
Название циклу дала вышедшая в 1943 г. книга «Волчьи ночи», в которой впервые были собраны рассказы, посвященные миру животных. В 1975 г., отвечая на вопросы литературной анкеты И. Сарандена об этой книге, Станев отметил, что почувствовал необходимость собрать лучшие из своих анималистических рассказов в одном томе, чтобы отделить их от остальных, и что он сам определил состав этого тома, который должен быть принят за основу всех последующих изданий. По сложившейся традиции циклом «Волчьи ночи» открываются все сборники рассказов Станева — даже те, где он представлен не полностью и не выделен заглавием, — и, конечно, все издания его избранных произведений.
Повесть задумана Станевым в 1965 г. как роман, который должен был отразить события Балканских и первой мировой войн, то есть «узловую, ключевую, решающую» для судеб Болгарии эпоху.
Написано зимой 1949–1950 гг. Основу повести составили впечатления от пребывания в охотничьем хозяйстве «Буковец». Станев вспоминал об этом: «В 1944–1945 гг. я жил в горах с одним действительно интересным человеком, который некогда был моряком и объездил весь свет. Американский гражданин, он получал американскую пенсию, но во время войны отказался выполнить распоряжение США отправиться комендантом на какой-то отдаленный остров и остался в городе.
Перу Эмилияна Станева (род. в 1907 г.) принадлежит множество увлекательных детских повестей и рассказов. «Зайчик», «Повесть об одной дубраве», «Когда сходит иней», «Январское солнце» и другие произведения писателя составляют богатый фонд болгарской детской и юношеской литературы. Постоянное общение с природой (автор — страстный охотник-любитель) делает его рассказы свежими, правдивыми и поучительными. Эмилиян Станев является также автором ряда крупных по своему замыслу и размаху сочинений. Недавно вышел первый том его романа на современную тему «Иван Кондарев». В предлагаемой вниманию читателей повести «По лесам, по болотам», одном из его ранних произведений, рассказывается об интересных приключениях закадычных приятелей ежа Скорохода и черепахи Копуши, о переделках, в которые попадают эти любопытные друзья, унесенные орлом с их родного поля.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.