Иван Федоров - [8]

Шрифт
Интервал

Особенно портили текст невежественные писцы. Не разобравшись, они вносили в изложение замечания усердного читателя, сделанные на полях рукописи, с которой писали. Иногда, не поняв слова, заменяли другим, схожим по начертанию.

Заставка из рукописной книги XIV века.

Чем сильней возрастал спрос на книги, тем более плодилось невежественных писцов, гнавшихся только за заработком. Место культурного переписчика, книголюба, занимает дешевый писец, сам откровенно признающийся в послесловии, что он «груб и невежа, писания книжного ненаучен». А в 1550 году один переписчик не постеснялся написать в своем труде, что он совершен «…многогрешною рукою малоумного, нечистого, безумного, неразумного, неистового…» и так далее, еще сорок три таких же не очень лестных эпитета, после которых следует, наконец, имя этого чересчур скромного писца — Парфения, Маркова сына Злобина. Как тут не пожалеть, что автор не последовал примеру других своих собратий и не зашифровал своего имени в тайнописи, которая была довольно распространена в послесловиях XV–XVI веков. Например: «А нилас циатоп Ишап Рогасош» означало: «А писал диакон Иван Мочалов». Прочесть этот текст довольно легко: нужно только подставить согласные в обратном алфавитном порядке; гласные же сохраняют свои места.

Нетрудно найти ключ и к послесловию другой рукописи:

Мац щык томащсь

Именсышви нугипу

ромьятую, като хе

и ниледь топчавши

Кпичу лию Арип.

Писец взял согласные буквы в алфавитном порядке и расписал их в два ряда, причем первую половину букв — слева направо, а вторую, под ней, справа налево. После этого он заменил в своем тексте каждую согласную букву ее парой. Текст же оказывается такой:

Рад бысть корабль

переплывши пучину

морьскую, тако же

и писец кончивши

книгу сию. Аминь.

Переписчики, трудившиеся над рукописями в разных концах страны, вносили в новые списки особенности местного произношения. В одном из списков «Пчелы» вместо «забыл» написано «забил», вместо «было» — «било», как произносились эти слова на родине переписчика. Но уроженец другой области уже не мог правильно понять смысл этих слов; создавалась путаница, непонимание русскими читателями русских же книг, списанных такими же русскими людьми, но в другом конце государства. Естественно, что этого нельзя было терпеть, когда государство уже сложилось в единое целое, когда особенно настоятельно возникла задача выработать единый русский литературный язык.

Тут уж нужна была и грамматика.

Выработка единого литературного языка требовала, прежде всего, установления и введения в практику определенных грамматических правил. И здесь письменная книга оказалась бессильной. Вспомним, что наиболее распространенные в древней Руси книги переводились с греческого в XI–XII веках или приходили к нам из Болгарии, Сербии. Переводчики, плохо зная русский язык, вносили непонятные греческие, болгарские слова и несвойственные русскому языку грамматические формы — окончания слов и т. п. Когда эти книги переписывались потом уже на Руси, писец старался точно воспроизвести оригинал, но на него влиял его родной русский язык, и переписчик невольно вносил в текст русские грамматические формы в виде описок и ошибок против оригинала. Накопляясь все более, эти «ошибки» и отступления от болгарского подлинника приближали книжный язык к русскому разговорному, вводили в письменную речь русские грамматические формы. Переписчики вообще обращались с текстом в первое время более смело и свободно, даже сознательно исправляли его и излагали более понятно. Святославов писец сам объявляет, что изменил некоторые выражения при переписке, чтобы сделать их вразумительней для князя. Так, вместо болгарского: «аще ли свене сего» написал в «Изборнике»: «аще ли кроме сего», и т. д.

В наше время человек сначала изучает грамматику, а потом уже может стать корректором, литературным редактором. Переписчик же сначала исправлял, переменял болгарское написание на русское и таким путем доходил до каких-то грамматических правил.

Но с течением времени отношение церкви и попов к книге изменилось. Стремясь оградить авторитет церкви от критики, начавшейся с разложением феодализма, попы привили догматический взгляд на книгу: в ней свята и неприкосновенна каждая буква; чтобы не исказить «божественного» смысла, нельзя изменить не только слова, но даже единой буквы.

Эта язва христианства — догматизм — препятствовала сознательному улучшению книжного языка, но не могла помешать порче его и засорению описками, искажениями, устарелыми формами. Дальнейшее развитие литературного языка, выработка грамматических правил и применение их становились невозможными, пока новые книги можно было лишь списывать со старых. Дать новый толчок разработке русской грамматики, покончить с дроблением на областные литературы и помочь созданию национальной литературы, единого русского литературного языка могло только книгопечатание. Так грамматика тоже оказывается тесно связанной с техникой письма и печати.

Наконец, самое лицо книги, ее автора стало уже индивидуализироваться. Началась литературная полемика, в которой каждая сторона отстаивала свою собственную точку зрения.


Еще от автора Израиль Львович Бас
Сергей Нечаев

Повесть для подростков о жизни и смерти отважного революционера, нигилиста, вожака «Народной расправы» Сергея Нечаева, опубликованная в журнале «Пионер» за 1928 год. Придавленный тяжелым каблуком «царя-освободителя, стонал в рабстве огромный стотридцатимиллионный народ, и Нечаев был одним из крохотной горсти мужественных людей, отдавших свой мощный ум, силу, ловкость и невероятную энергию на борьбу с царским строем.


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.