Иван-чай-сутра - [26]

», — проворчал Кир, но взялся за топорик и, пока Маня готовила ужин, нарубил внизу в чащобнике сухих жердей и уложил их на поперечные железные уголки, охватывающие вышку посередине. Маня робко поинтересовалась, а нельзя ли придумать и какую-нибудь лесенку? Но Кир запротестовал. Он и так обессилел. После ужина Маня очистила хвоей и травой котелок и пошла искать подходящую лесину, нашла и сама притащила, приставила к вышке, взяла топорик и обрубила лишние сучья, оставляя лишь самые толстые. Теперь она могла забираться на помост из скрипящих и ерзающих жердей самостоятельно, когда ей вздумается. «Что ты там делаешь, Птича?» — сонно спрашивал Кир из палатки под соснами. «Медитирую». — «… И… тебя не жрут комары?» — «Я намазалась». Тишина. «Птич! — очнулся Кир. — Ты все еще там?» — «Да». Потом она спустилась, забралась в спальник. Мир погрузился во тьму, ничего уже нельзя было разглядеть. «Не нравится мне… духота, — бормотал Кир, — если будет гроза… нас паяльником-то трахнет…» Но грозы не было, пришел солнечный синенебый день, все цветы горы раскрылись, в воздухе реял пух, сосны сверкали росистыми иглами и вырабатывали летучее вещество, очищавшее воздух. Маня сказала, что здесь стоит задержаться, она ощущает позитивные токи горы. Ей отлично спалось, и сны были прикольные. И раз с утра солнце, то ночью можно будет лукать звезды. Как у Ли Бо: «Ночую в покинутом храме/ До звезд могу дотянуться рукой». — «А чем еще он мог дотянуться? Ногой?» — поинтересовался помятый со сна, хмурый Кир. Маня сказала, что это необходимо для рифмы. «А нам, между прочим, на этой горе, знаешь что необходимо? Для полной рифмы? Аш два о. Где мы ее возьмем? В „И Цзин“ не указано? А я с утра хочу чая. Твоими сутрами не утолить жажды. Жалко, что дождь не пошел…» — «Мне кажется, надо провести разведку — там внизу». — «Я вообще-то собирался отдыхать летом, а не шариться по кустам». — «Отдыхать — это целыми днями заморачиваться играми в компе? И слушать фашистов? Послушай лучше птиц». — «Я и слушаю мою Птичу». Они поели бутербродов с паштетом и сыром и отправились на поиски воды. «Лучше бы мы постились, — стонал Кир, изнемогая от жажды. — Дурацкий паштет. И эти сволочи… спустили озеро. Целое озеро воды!» В низине, заросшей кустами, они обнаружили лишь кочки и серо-черные следы высохшей болотинки со следами копыт и орешками помета. «Какие-то звери… козлы, блин, насрали!» Их атаковали комары и слепни. Кир с остервенением стегал себя веткой, приговаривая, что это уже натуральное садо-мазо. Пот тек по его загорелым щекам из-под бейсболки, облепленной паутиной и древесной трухой. Маня хранила молчание, упорно пробираясь по кочкам, прорываясь сквозь заросли. «Где гора, Птича?! Ты врубаешься?.. Надо было компас брать, а не „И Цзин“. И побольше баклажек с пивом. От обезвоживания, между прочим, можно запросто копыта отбросить! Внимаешь ты, Птича?» — «Внимаю, — ответила Маня. — Не скули». После долгих блужданий они набрели все-таки на болотную лужу; вода в ней была черна. «Прямо кофе, заваривать не надо», — кривясь, проговорил Кир. Лужа была мелкой, и воду пришлось начерпывать крышкой от котелка, подолгу ожидая пока осядет муть. Кое-как им удалось набрать котелок черной теплой воды. Кир влез на разлапистую иву и, обозрев окрестности, увидел хвойную шапку горы. Они вернулись на гору запаренные, искусанные, с еле шевелящимися языками и сразу залезли в палатку, спасаясь от толпы преследовавших их комаров и слепней, растянулись на спальниках и продолжительное время лежали, ничего не говоря, а только шумно переводя дыхание и слушая жужжание кровососов. Потом Маня отважно выползла наружу, и вскоре на горе закурился дымок, она подбросила травы, и дым повалил гуще, сытный, плотный, вкусный. И облако кровососов рассеялось. Маня бережно повесила котелок с драгоценной влагой, с отвращением ощущая во рту пересохший язык. Заметив на ветке ближайшей сосны сверкнувшую крупную каплю росы, она встала, нагнула ее и лизнула, но капля оказалась горько-густой, тягучей, смолистой. Маня сморщилась… А все же рот увлажнился. «Я где-то читала, — с трудом выговорила она, — что в войну клали в рот камешек…» Кир безмолвствовал. Маня подбросила сучьев в огонь, обложила котелок ими, пылавшими жарко и радостно, но черная вода даже не шевелилась. Она еще подложила сучьев, отворачивая пунцовощекое лицо от красного жара, и стащила джинсы, осталась в одной рубашке. Дым и потянувший из открытых солнечных пространств ветер окончательно разогнали жужжащих тварей, и Маня скинула последнюю одежду, оставив лишь разноцветный жгут платка на голове. Наконец черная вода в котелке дрогнула, пошла кругами и нехотя взбурлила. Маня сняла котелок, насыпала в него заварки, положила пучок чабреца, плотно накрыла крышкой и позвала Кира: «Эй, иди дринчать, ореховая соня!» Кир даже не стал ворчать на «соню», а молча и быстро вылез из палатки, так что Мане пришлось его остановить. Но вот густая субстанция была разлита по кружкам, и, обжигаясь, Кир начал пить. На его лбу выступила испарина, глаза заблестели. «Человек — это машина для кайфа! — воскликнул он. — Нужно только быть немного садистом… Пфф! Мм… Ооо! Недаром „кайф“ арабское слово… Я теперь их понимаю, жителей Сахары». Маня возразила, что чай открыли не они, а жители Поднебесной. «Ну, у нас тут есть и свой чай, — заметил Кир, немного утолив первую жажду и кивая на стрелецкие малиновые шапки иван-чая, колышущегося повсюду. — И сидим мы под самым небом…» — «О, елы-палы, тебя поперло!» — со смехом воскликнула Маня. Кир смущенно взглянул на нее, потер вспотевшую переносицу и пробормотал, что в этой обстановке он поймал какой-то вирус, вирь. «Просто в тебе заработала основная программа, — сказала Маня. — Знаешь, что происходило с испанскими конкистадорами? Многие из них, оказавшись на Амазонке, впадали в мечтательность и оставляли отряды, уходили к индейцам». — «Ну, Птича, тебя я не оставлю, не бойся». — «Да я-то давно уже на Амазонке». Кир усмехнулся. «На шестом этаже посреди асфальта и труб?» — «Дурилка, — мягко ответила Маня, — я говорю о душе». — «Ну, начинаются байки из склепа». — «Хорошо, о психике. Против психики ты возражать не будешь?» — «Нет. И моя психика только укрепится от второй кружки этого пойла», — ответил Кир, протягивая пустую кружку. «Извини, но придется обломаться». — «Как?! Я только слегка губы смочил, Птича!» — «Нужно соблюдать питьевой режим». — «Так что, твоя Амазонка полный глюк? Это травмирует мою психику. Конкистадорам явно легче было… В Крыму мы купались бы и пили чистое вино. Прохладное кисленькое. И лопали бы фрукты. Персики, виноград, абрикосы. И знали бы, что будем делать дальше: то же что и вчера — валяться на песочке, нырять в волны. А захотелось пожрать — пожалуйста, кафе». — «Интернет-кафе, Кирчик?» — «Да ладно тебе, подруга. Если бы я был на самом деле такой упертый, то в рюкзаке таскал бы просто бяку, нотер, нутыбяку, короче — ноутбук, — и делов-то». — «Хм, как будто у тебя есть на него прайс», — ответила Маня. Кир ответил, что можно купить недорого и подержанный. Но… вообще, при чем тут все это? Виртуальной водой не напьешься. И он просит сейчас реальной воды. Маня пропела из Гребенщикова строчку о железнодорожной воде и все-таки сжалилась и налила в кружку Кира еще немного горного поднебесного чая. «Посмотрел бы я на этого гуру здесь на горе, — пробурчал Кир, — что бы он запел?.. Небось, не вылезает из „мерса“». — «Он пасется в Непале». Кир кивнул. «Ну, конечно, в гостиничном номере с холодильником, забитым „Будвайзером“». — «Меня