Итальянское Возрождение - [261]

10 лет, проведенные Донателло в Падуе (1443–1453 гг.), главным образом в работе над памятником (закончен в 1447 г.), были также годами создания 4 рельефов алтаря для той же церкви св. Антония, перед которой установлен Гаттамелата. Эти мало выпуклые бронзовые рельефы изображают четыре чуда, совершенные святым, и представляют собой полные бурного движения многофигурные сцены, где десятки персонажей, окружающих Антония, соединенные в разнообразные группы, помещены перед сложными архитектурными сооружениями. Здесь принципы изображения объемов при помощи линейной перспективы, разработанные Брунеллески, получают дальнейшее развитие. В этом отношении особенно интересно «Чудо с прокаженным»: многочисленные фигуры, склоненные к центру, где находится святой, помещены в огромном, глубоком зале, объемность которого ясно ощутима; или «Чудо с мулом», где действующие лица разбиты на три группы, помещенные перед тремя глубокими арками, тоже подчеркивающими объем изображенного.

Творческая амплитуда Донателло громадна — от несколько архаизирующего, идеализированного Георгия, через остро индивидуальных, почти натуралистических Иеремию и Аввакума, к бурному и радостному оживлению декора кафедр и, наконец, к сосредоточенной мощи Гаттамелаты. Он находит новые изобразительные средства, творит новые формы, новую многогранную, яркую и выразительную скульптуру, тесно связанную с новой, гармонической архитектурой, одновременно создаваемой Брунеллески, архитектурой, вызывающей скульптуру к жизни и ставящей перед ней определенные требования.

Новое искусство великих флорентийцев Брунеллески и Донателло, находит, может быть, еще более яркое, чем в их произведениях, проявление в живописном творчестве их друга и единомышленника Мазаччо (1401–1428)[452]. Творческий путь его был исключительно кратковременным, художник умер 27-летним юношей, но, несмотря на это, творчество Мазаччо оказало громадное влияние на все дальнейшее развитие изобразительных искусств.

Уже первые известные произведения Мазаччо — образы мадонн с младенцами — обращают на себя внимание значительностью и подчеркнутой объемностью фигур, смелостью композиции, жизненностью выражений лиц и движений. Так, «Мадонна с младенцем и ангелами», находящаяся ныне в Лондонской Национальной галерее, отличается от мадонн более ранних мастеров выразительностью и необычностью всей живописи. Ее отделяет от всего предшествующего живописного творчества, связанного с Джотто, почти ощутимая объемность, одушевляющая ее реальная жизнь, то новое, достижение которого и является главной заслугой Мазаччо.

Мадонна эта, по-видимому, входила в состав большого живописного комплекса алтарного полиптиха, выполненного художником в 1426 г. для кармелитской церкви в Пизе. К этому же комплексу относится и являющееся первой из известных нам больших композиций Мазаччо — «Поклонение волхвов». На фоне голых неприветливых холмов, которые волнами набегают друг на друга, придавая особую эмоциональную насыщенность происходящей перед нами сцене, расположены группы крупных, занимающих почти всю высоту композиции фигур. Как мадонна с Иосифом и младенцем, сознательно сдвинутая влево от центра, так и отделенная от нее просветом над коленопреклоненным волхвом группа других волхвов, одетых в современные художнику одежды, и несколько коней трактованы подчеркнуто объемно. Все фигуры расставлены одна перед другой, а не просто рядом, в одной плоскости, что дает возможность разработать сцену в глубину и тем подчеркнуть ее почти скульптурную монументальность. Однако большинство фигур и особенно занимающие передний план два молодых волхва в шапках довольно неподвижны и скорее присутствуют при действии, чем участвуют в нем.

Настоящим манифестом нового искусства, произведением (или, вернее, серией произведений), ставшим школой живописи в течение ряда столетий, явился цикл фресок, исполненный молодым художником в последние месяцы жизни в церкви кармелитов (Del Carmine) во Флоренции. Темой цикла явились основные моменты библейской и евангельской истории. Но изображенные в нем персонажи при всей своей скульптурной монументальности столь полны жизни, столь конкретно выразительны, что кажутся (да наверное, и были) прямыми портретами современников Мазаччо.

Замечательна сцена «Чудо с динарием» — размещенные не просто на фоне, а в самом гористом, суровом пейзаже, евангельские герои образуют группу, драматическое напряжение которой захватывает зрителя. Стоящий в центре Христос окружен со всех сторон апостолами и свидетелями сцены. Каждая фигура и особенно каждое лицо индивидуально характеризованы, а вся группа в целом дышит спокойной силой, которой ее напоила бурная и смелая, сметающая все каноны и рамки, жизнь первого центра новой культуры — революционной и победоносной Флоренции (илл. 45).

Не менее замечательна и не менее выразительна сцена «Изгнание Адама и Евы из рая» того же цикла. В трагически пустынном, едва намеченном пейзаже, изгоняемые летящим ангелом в красной одежде и с красными крыльями, бредут в глубоком отчаянии обнаженные первые люди. Адам в предчувствии будущих горестей судорожно закрыл лицо руками, а Ева рыдает, тщетно стремясь спрятать свою только что осознанную наготу. Здесь важен не только библейский рассказ о первых людях. Сознание, вернее — ощущение величия и трагизма дерзаний новой идеологии и нового искусства находит воплощение в реалистической трактовке обнаженного тела, впервые встречающейся в монументальном искусстве после античности.