Итальянское Возрождение - [238]

Веспасиано да Бастиччи пишет об этом: «В это время мессер Лионардо стал пользоваться такой известностью, что слава его гремела как в Италии, так и за ее пределами. И постоянно находились во Флоренции многочисленные писцы, списывавшие его произведения, частью для использования во Флоренции, а частью для посылки вовне, так что мессер Лионардо не мог пойти никуда, чтобы не увидеть там переписываемых своих трудов. Они получили такую известность, что их разыскивали во всем мире. Я скажу только то, что я сам видел — многие из Испании и из Франции приезжали во Флоренцию, движимые только славой его исключительной доблести; и среди этих людей были такие, которые не имели во Флоренции никаких дел, кроме того, чтобы повидать мессера Лионардо»[351].

Свободно владея как классическим латинским, так и греческим языком (последнему его обучали Джованни да Равенна и Мануэль Хризолор), Бруни был автором большого числа литературных произведений разного характера и содержания, но всегда написанных по-латыни. Особенное внимание в соответствии с общими установками гуманизма Бруни уделяет вопросам морали, полагая, что человек по природе своей стремится к истинному благу, но это природное стремление нередко затемняется ложными учениями, для опровержения которых необходима философия[352]. Последняя же показывает, опираясь на учения древних философов, в первую очередь Аристотеля, что истинное благо заключается в добродетели, найти правильный путь к которой должен человек, причем именно возможность свободного выбора такого пути отличает человека от божества, с одной стороны, и от животных — с другой.

Исходя из этих положений, Бруни настаивает на важности надлежащего воспитания и образования, причем развиваться должны как дух, так и тело. Последнее должно тренироваться для того, чтобы быть здоровым, сильным! Цель же духовного воспитания — умеренность в пользовании жизненными благами и в усвоении основ наук, необходимых всякому гражданину. При этом Бруни подчеркивает, что в усвоении наук следует постоянно сочетать изучение теоретическое с практическими штудиями, «ибо знания теоретические без знания действительности бесполезны и пусты, и знания действительности, как бы велики они ни были, если не украшены они блеском литературных сведений, будут казаться лишними и темными»[353].

Надлежащее и притом достаточно универсальное образование Бруни считает необходимым и для женщин и посвящает ему специальное сочинение — письмо к Баттисте Малатеста «Об ученых и литературных занятиях»[354]. Особое значение среди большого числа сочинений Леонардо Бруни имеют его диалоги «К Петру Гистрию» («Ad Petrum Histrium»), посвященные вопросу об оценке творчества трех великих флорентийцев[355] — Данте, Петрарки и Боккаччо. Следуя античным образцам и Петрарке в применении формы диалога, автор вкладывает содержание своего произведения в два диалога. В первом, происходящем в доме Колуччо Салутати, участвует хозяин дома, Никколо Никколи, сам Леонардо Бруни и Роберто Росси. Главными участниками беседы являются первые два. Никколи оплакивает упадок наук и философии в современности, недостаточное знание и искажение классических текстов, которые, и особенно сочинения Цицерона, провозглашаются недостижимыми вершинами совершенства; из современных деятелей только Салутати заслуживает похвалы. Последний возражает, что, во-первых, отнюдь не все античные тексты сохранились, и, во-вторых, в ближайшем прошлом существовали писатели, которых можно предпочесть древним, Данте, Петрарка и Боккаччо. Но Никколи не соглашается с мнением «толпы» (multitudo) об этих «триумвирах» и считает, что в их творчестве есть много серьезных недостатков — они недостаточно знают античность, делают в этом отношении большие ошибки, пользуются во многих своих основных работах, которые оратор называет «пустячками» (nugae), народным итальянским языком, а когда пишут по-латыни, обнаруживают плохие познания в ней. Кроме того, все три писателя были надменны, не допускали никаких возражений и вообще ни в какое сравнение с древними идти не могут. Салутати в ответ заявляет о своем согласии, но не аргументирует своей позиции из-за позднего времени.

Вторая беседа происходит в доме Росси, собеседники те же, добавляется лишь Пьетро Мини. Начинается разговор с весьма интересного спора о роли и значении Юлия Цезаря, которого Брупи в своей речи в честь Флоренции, получающей от присутствующих великие похвалы, назвал «губителем своей родины» и осудил как тирана. Салутати не согласен с этой оценкой, считает Цезаря великим человеком, хотя и признает его недостаточно совершенным в моральном отношении. Так проблема о преимуществах республики или монархии, столь актуальная в годы, когда Козимо Медичи превратил Флоренцию из первой во вторую, в гуманистических кругах приобретает классическое облачение, не теряя ни своей остроты, ни своей актуальности.

Затем беседа возвращается к теме трех великих поэтов Флоренции. Салутати утверждает, что Никколи нарочно нападал на них, чтобы дать возможность защитить и восхвалить их. Эта задача после отказа самого Салутати и Бруни возлагается на того же Никколи, который теперь защищает диаметрально противоположную по отношению к первому диалогу точку зрения, восхваляя «триумвиров» и показывая неубедительность своих первых обвинений, бывших, по его словам, «неискренними» (